Вскоре я и Бенихаев подошли к клубу. На входе стояли Рэд и Лёха Михеев, молодой парень лет двадцати с копной чёрных волос, бородой, как у Че Гевары, весь в татуировках, как у Рэда. Оба они были в одинаковых тёмно-зелёных военных френчах. Рэд сразу познакомил меня с этим подпольным и растатуированным художником, более похожим на революционера. Вообще, всё это сборище, в центре которого я оказался, вовсе не походило на музыкальную тусовку, скорее наоборот – было ощущение, что это собрание крайне радикальной партии, от которой можно ждать экстремистских лозунгов и выходок.

Мы стояли вчетвером у входа, в зал заходили странные и очень молодые, младше меня, люди в рваной и вызывающей одежде. Парни в основном были бритые или с ирокезами, девушки – почти все в военной форме непонятного происхождения. В помещении стоял гул голосов. Кое-кто пил пиво, почти все курили. Чернокожий парень в цветной одежде, по виду студент, приехавший на учёбу, подбежал к нам и, приветственно помахав рукой, выдал каждому по розовой капсуле.

«Опять егазеба», – подумал я. Мы закинули по капсуле и пошли в зал. Там было не протолкнуться, но мы пробрались почти к самой сцене. С первых аккордов мне стало понятно, что я столкнулся с тем, чего не понимаю и не знаю, но что сразу же меня захватило.

На сцене было четыре парня, одетых очень необычно. Их вокалист, худой, немного сутулящийся, со странными движениями, наводящими на мысль об эпилептическом припадке, но только в лёгкой, непугающей форме, кричал непонятные фразы в громкоговоритель, к которому был прикручен микрофон. Басист в камуфляжных штанах и чёрной водолазке играл на басу смычком, а барабанщик с гитаристом, голые по пояс, все в татуировках, стиль которых мне был уже знаком, лупили по своим инструментам что было мочи. Они играли очень энергично, определённо большую часть импровизируя на ходу, но по итогу выходило так, что ты забывал об импровизации и в какие-то моменты воспринимал услышанное как песню. Лавина звука, полная хаоса и чувства, накатила на нас.

Тут я должен немного отвлечься. Ведь что такое песня? Для чего мы по стольку раз переслушиваем любимые из них? Спустя недели и месяцы, годы и десятилетия. Что ищем? Песня – это структура. Чёткий, отрепетированный каркас. Потому, когда кто-то играет мимо или криво, мы так недовольны! Нас выводят из этого созданного автором каркаса, и выводят не в параллельное мироздание, а в криворуко обеспеченную реальность. В фальшь, которой и так достаточно в этом мире. Но нам нужен, необходим этот правильный каркас. Песня – это всегда вступление, куплет, припев. В ней находим мы призрачную, но всё же уверенность, хоть какую-то стабильность в окружающем хаосе, беспределе существования, в онтологической случайности бытия. Структура песни, стиха, полотна помогает нам на время обрести чувство порядка и всеобщей гармонии. Припев. Куплет. Все дела! На выступлении этой группы я увидел, как удивительным образом в дело вступает импровизация – и не уничтожает каркас! Законы существования ещё не расширились, но уже теряли своё тотальное значение, расползались по стенам «Там-Тама», которые были разрисованы всё теми же рисунками, что руки Рэда, Михеева и многих других. Этот клубок дисгармонии прямо на моих глазах сворачивался сам в себя, производя впечатление продуманно созданной каким-то невероятным творцом композиции.

Следующими оказались якутские шаманы. Из глубины северного мифа или из гримёрки – кто знает? – они вылезли на сцену со своими бубнами и варганами. На их головах были какие-то странные шлемы, и они были в стельку пьяны. Как они оказались здесь? С чего? Я не знаю до сих пор. Шаманы вдруг запели без слов. То были признаки грядущей инициации, но я тогда этого не понимал, да и не поверил, если бы кто-то сказал мне, однако все её предикаты уже начали действовать, разрывая рациональные связи и законы существования, заявляя о своей данности и присутствии, манифестируя волшебство и магию! Мистика, которую всегда сдерживает наш разум, вырвалась из плена, рассудок отступил перед натиском интуиции, перед символом и обрядом. У одного на голове был самый настоящий космический шлем. Как у Гагарина. Двое других в одежде невнятной национальной принадлежности и с бубнами, в которые они колотили что есть мочи, танцевали свой ритуальный танец – и музыка лилась ниоткуда! Как выразить это? Это безумное сочетание препаратов, образов, звуков, внезапно обрушившихся на меня, начавших крушить тот порядок, к которому я привык, с которым свыкся и уже, казалось, был обречён жить согласно этому установленному порядку? Всё менялось прямо на глазах.

Я подошёл ближе к сцене, когда увидел, как Рэд с Бенихаевым раскладывают стаф. Заиграли первые аккорды. Кто был на сцене, я не видел, так как вся реальность свелась к одной точке, которая пульсировала, сияла передо мной. Вдруг Рэд протянул мне руку. Я схватился за неё, и в секунду он вытащил меня прямо на сцену. Сунул в руку микрофон, просто и тихо сказал:

– Пой, Лёха.

В эту секунду та самая пульсирующая точка, которая казалась мне невидимой, и в принципе – галлюцинаторной, резко расширившись, как Вселенная после Большого взрыва, явилась передо мной.

Слова, буквы, аккорды или ноты. Собственно, придуманы они, чтобы описывать мистериальные моменты нашей жизни, о которых мы по самой сути метафизики всегда забываем и только бессознательно помним всё до самого конца. Письмо и ноты давно, незаметно для нас стали использовать для передачи бытовых чувств и эмоций, а мистерию объявили греческой выдумкой или псилоцибиновым психозом. Но ведь именно эта выдумка и тянет нас на сцену, в зрительный зал, к музыке или в театр! Ведь только мистерия позволяет подняться над своим личным жизненным опытом, получить непередаваемый опыт всеобщего, слитного наслаждения и прикосновения к тайне бытия, частному, подпольному уделу человека. Из-за этого невозможно просто взять и уйти. Со сцены. С выступления любимой группы. Из жизни. Тогда я столкнулся с этим впервые и был ошеломлён. Наши слова, повторюсь, измельчали, истёрлись от бытового, ежедневного употребления, и не передать уже ими то, что я тогда испытал. Цвета, запахи, движения, музыка – всё переплелось в один огромный энергетический комок. И странным, иррациональным образом управлял этим метафизическим кулаком – я. Хотя не делал этого никогда. Я даже не видел, чем занимался Рэд в это время. Помню лысые, растатуированные головы в зале, символ перевёрнутой восьмёрки, нарисованный над сценой, и чувство важности происходящего, которое всё высвечивало в новом и неожиданном свете.

Автор книги, поэт, музыкант, Лёха Никонов: «Все эти годы я молчал, связанный одной старой клятвой, и только сейчас решил приступить к изложению приключений двадцатилетней давности. «Тотальный джаз» — поэма, названная по песне гениального Редта и описывающая то, что происходило в период с 1993 по 1998 годы. Моё знакомство с Эдуардом Старковым, создание группы ПТВП, времена клуба «Там-Там» и группы Химера, выборгские криминальные разборки и неизвестное вещество под странным названием, стихи, песни и музыка, которые тогда создавались, рождение и смерть, вечность и мгновенные чувственные состояния».

Купить книгу можно на сайте: totaljazz.ru

«За полгода работы мы получили около 100 рукописей. Были там и откровенно глупые тексты и запредельно жуткие, но также попадались весьма и весьма похабные. Однако приходили и труды очень красивые и завершённые, хотя и не соответствующие нашим требованиям. Всего одна работа из ста оказалась не только профессионально выполненной, но, по общему мнению редакции, во всех отношениях подходящей для издания.

Роман «Архив барона Унгерна» Олега Новокщенова, Александра Киреева и Дмитрия Горшечникова

«Архив», по моему скромному мнению, — жемчужина словесности. Путешествие сразу во все эпохи и страны, прыжок с вершин языкознания в глубины духа, легальный расширитель сознания в виде текста, кое-где достигающего совершенно новых форм (да и размеров, чего уж греха таить).

Удивительно: авторы закончили книгу 15 лет назад, в 2003 году, и с тех пор ни одно издательство так и не сумело довести её публикацию до ума, чему виной стала «продолжительная череда роковых случайностей и мистических происшествий». Надо сказать, череда эта не обошла стороной и Чтиво.

В ходе предзаказа, за пять дней до выпуска книги слетела платёжная система сайта. Ещё через два дня случился всемирный сбой Телеграма, что существенно усложнило нашу коммуникацию и финализацию вёрстки «Архива». Однако же нам удалось преодолеть невзгоды и выпустить эту великолепную историческую фантасмагорию. Поговорим немного о современной исторической литературе.

Осенью 2017 в центральном «Буквоеде» Санкт-Петербурга столкнулся я с Татьяной Богатырёвой, которая пришла туда подержать в руках свою только что вышедшую «Матильду» по мотивам нашумевшего художественного фильма о Кшесинской и Николае II. Мы обошли весь отдел художественной литературы дважды, но «Матильды» там не оказалось. Я предположил было, что её смели ввиду большой популярности картины, но тут появилась консультант магазина и сопроводила нас с Татьяной в отдел исторической литературы, где и была представлена новинка. Автор этим фактом оказалась удивлена не меньше, чем я, ведь писала она сугубо художественную вещь, а вышла — уж неизвестно, волей издателя или торговой сети — историческая.

Роман «Матильда» Татьяны Богатырёвой

Я осмотрелся и увидел вокруг ещё ряд фолиантов, иные из которых одними названиями потрясали воображение. Не буду перечислять их все, назову только одно, которое мне запомнилось больше прочих. Запомнилось глубиной своей иронии, поскольку такое название, в сущности, идеально подходит для любой популярной исторической книги. Звучит оно так:

«КАК БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ»

Действительно, свобода распространения информации при всех своих плюсах имеет и обратную крайность — вседозволенность, стирающую любые границы, в том числе границы жанра и исторической достоверности. Конечно, все мы хотим знать, как было на самом деле, но не можем, а что можем — так это верить авторам исторических книг. И зачастую верим мы в то, во что хотим, такова уж человеческая природа, и авторы, издатели, книготорговцы об этом, конечно, знают. Правда бывает скучна, а бывает неприглядна, и мы позволяем историческим писателям увести себя в мир их фантазий, ловко выдаваемый за действительный. Как следствие, мы имеем на прилавках книжных магазинов тонны художественной литературы, выдаваемой за историческую — осознанно или неосознанно. А исторической правдой, не будем забывать, постепенно становится то, во что верит большинство — независимо от того, было так на самом деле или нет. Так и появляются люди, всерьёз убеждённые, что Чёрное море — это котлован, который вырыли протоукры, а из его отходов насыпаны Кавказские горы…

Котлован протоукров

Генерал-лейтенант барон Роман Фёдорович фон Унгерн-Штернберг — знаковая фигура Российской Империи как для настоящих историков, так и для любителей постряпать сенсации. Масштабы и необъяснимая противоречивость его личности даже спустя почти век после его смерти всё ещё рождают ворох слухов и домыслов. Образ барона Унгерна фигурирует в произведениях Виктора Пелевина, Эдуарда Лимонова, песнях группы «Калинов Мост», кино, сериалах, мультфильмах, комиксах производства разных стран.

Барон Роман Фёдорович фон Унгерн-Штернберг

Согласно документальному роману Леонида Юзефовича «Самодержец Пустыни», посвящённому Унгерну, именно его попытки создать новую монгольскую империю сделали его легендой:

«Белый генерал, ни разу не вступивший в бой с регулярными советскими частями, палач и неврастеник, известный скорее карательными, нежели полководческими заслугами, он превратился в полубезумного “самодержца пустыни” и в итоге стал героем мифа, жутким символом не только российской смуты, но и тех веяний мирового духа, которые ощущаются и поныне, грозя в будущем обернуться новой бурей с Востока»

«Бог войны» в глазах монголов, изобретатель многочисленных пыток и казней (одна из которых лежит в основе легендарной сцены из «Белого солнца пустыни»), но при этом приверженец буддизма (впрочем, без отказа от христианства). Фаталист и мистик, считавший, что все религии выражают одну общую истину. «Воин Шамбалы», вынашивавший планы по созданию «Ордена военных буддистов» и желавший поднять государства востока на крестовый поход против запада — «источника всех революций» — во имя установления во всей Евразии «жёлтой» культуры и тибетского буддизма.

Барон Роман Фёдорович фон Унгерн-Штернберг

Как вы, наверное, догадываетесь, продолжать разговор об этом планетарного масштаба персонаже можно очень и очень долго. Но у вас будет достаточно времени, чтобы ближе познакомиться с бароном посредством текста романа — вернёмся же к нему. «Архив барона Унгерна» — это не просто история об одном или нескольких персонажах, а нечто гораздо большее. Троица авторов затеяла тонкую игру с восприятием искушённого читателя (хотя, вероятно, и будет отрицать это), но также не поскупилась и на пищу для ума и духа читателя неискушённого. Как следствие, возникает и третья игра — игра между этих двух игр, заставляющая читателя постоянно сомневаться в своей принадлежности к одной из двух перечисленных выше категорий.

Конечно же, это далеко не единственное «пасхальное яйцо» в структуре произведения, напоминающего «Игру в бисер», по забавной случайности написанную в параллельной вселенной Терри Гиллиамом. В какой-то момент вам может показаться, будто вы знаете, что произойдёт на следующей странице или даже в следующей главе — не может быть большего заблуждения. До самого своего конца «Архив» внезапно снова и снова поворачивается к читателю новыми, абсолютно неожиданными гранями, как смарагд грубой несимметричной огранки.

Авторы «Архива барона Унгерна» Олег Новокщенов, Александр Киреев и Дмитрий Горшечников

Что же касается истории и псевдоистории — мастеров выдавать желаемое за действительное хватало во все времена (вновь – если верить истории). И хотя книга, попавшая вам в руки, не является панацеей от всякой лжи, написанной пером, но она совершенно точно поможет вам посмотреть иначе на любого гуся, которому это перо могло принадлежать».

Логотип «Архива барона Унгерна»

Независимое издательство Чтиво открылось в октябре 2017-го года и позиционирует себя как противовес «большой» издательской системе. Издательство открыто для работы с неформатными произведениями и использует ноу-хау, позволяющее книгопроизводству стать более экологичным.

Формат — это массовая литература, которую издаёт большинство крупных издательств. Попробуем разобраться, чем определяется то, что они издают.

Любое издательство — это бизнес, и чтобы выжить, оно должно выпускать книги, которые будут хорошо продаваться. Лучше всего, ясно, будут покупать похожее на то, что уже разошлось большим тиражом, а ещё всегда в цене книги известных авторов. Работая по этой выверенной схеме, издательство обеспечивает себе жизнь и развитие.

Сегодня в нашем обществе существует ряд запретных тем. Даже не то чтобы запретных, а тех, от которых лучше держаться в стороне, чтобы ненароком не оскорбить чьи-нибудь чувства, не оказаться пропагандистом чего-либо или даже политическим активистом. Для бизнеса держаться подальше от таких тем вполне естественно, такая тактика — снижение рисков.

Сегодня вы без труда можете купить «Лолиту» Набокова в любом книжном магазине в нескольких вариантах издания. Но задумайтесь, если бы это произведение не стало в своё время мировой классикой и попало в издательства только сейчас, его бы опубликовали? Сомневаюсь.

Понятно, что чем крупнее издательство, тем выше ставки. Если небольшой издатель может позволить себе рискнуть, то большой понимает: каждый раз, связываясь с неформатом или издавая малоизвестного автора, он рискует слишком многим. На кону могут быть судьбы тысячи сотрудников.

Итак, что мы имеем в итоге?

Производя форматную литературу, издательство уверено в своих продажах и сводит к минимуму риски возникновения проблем с правоохранительными органами, церковью etc.

Производя неформатную литературу, издательство не может быть уверено, что очередная книга будет хорошо продаваться, особенно когда речь идёт о малоизвестном авторе, и особенно когда в его произведении есть секс, наркотики, грязь и диалоги о Боге или его отсутствии.

Все плюсы производства формата налицо. Но всё меняется, когда мы начинаем говорить о книгоиздании не как о бизнесе, а как о служении искусству. Наряду со всеми плюсами форматного издательства возникают и минусы, как то:

1. Множество авторов, которых не печатают.
2. Уход из массовой литературы души.

Искусство — зеркало реальности. И хотя изображение в нём порой и преувеличено, его миссия — отражать всё, что попадает в фокус, а не выбирать только угодное.

Художник — орган чувств своего народа и времени. Он не может выбирать, что ему отражать, а что нет. Он не может адаптироваться под рамки формата, потому что сам он уже как минимум на один шаг впереди (иначе он не художник). Если книги автора покупают, то он может освободиться от обязанности выживать и получит возможность дальше выполнять функцию органа чувств. Но если его книги не издают, он рискует как художник погибнуть. Если таких случаев будет много, то народ в конце концов рискует стать бесчувственным.

Итак, издавая формат, мы получаем уверенный рост бизнеса, а издавая неформат, мы не убиваем литературу. Что же выбрать? Каково решение?

Почему бы не работать с неформатом, при этом снижая риски? Чтобы снизить финансовые риски, издательство может проверять книги на прочность, издавая и продавая их сначала в электронном виде, а уже потом, в случае успеха — на бумаге. Такая практика существует в Европе, у нас пока только приживается.

Чтобы снизить риск быть непонятыми государством или духовенством, нужно издавать только тех, кто действительно знает, о чём говорит, и, что самое важное, самому понимать, о чём говорится в произведении.

Вторая задача гораздо сложнее первой, однако волков бояться — в лес не ходить.

Литература — это не развлечение, не бизнес, не блажь, не хобби, не спорт, литература — это схватка. Это стремление превзойти себя и сказать правду, которая бывает нелицеприятна. Это по капле выжимаемое поколениями наследие духа, свидетельство как светлой, так и тёмной стороны времени. Думаю, это первое, что нужно для себя осознать, прежде чем садиться в издательское кресло.

Текст: Сергей Иннер, главный редактор издательства «Чтиво»

О стеклодув, что смысл дутья
так выразил в сосульках этих!
И, запрокинув свой беретик,
на вкус их пробует дитя.

И я, такая молодая,
со сладкой льдинкою во рту,
оскальзываясь, приседая,
по снегу белому иду.

Белла Ахмадулина

Билеты без сервисного сбора:
https://vk.cc/79BPTp

(Картина Яна Вермеера “Молочница”) 

Яркий зной, как тяжкий молот,
Подними и опусти,
Побеждая мрак и холод
Заграждённого пути.

Тем, кто в длительной печали
Гордой волей изнемог,
Озари святые дали
За усталостью дорог.

Кто в объятьях сна немого
Позабыл завет любви,
Тех горящим блеском слова
К новой жизни воззови.

Фёдор Сологуб

1923

(Художник Вячеслав Палачев)

Осип Мандельштам

1911

(Художник Иван Айвазовский)

Сергей Юрский.

Слушать произведения русской классики в исполнении Сергея Юрского.