На сцене минимум декораций: в центре, словно трон, возвышается старое медицинское кресло. На этом всё. Остальные предметы обыгрываются жестами. В спектакле отсутствуют сцены насилия, так красочно описанные в книге. Все эмоции и краски произошедших событий зрителю транслирует Алекс. Монолог главного героя на сцене идентичен своей книжной версии. Одно главное действующее лицо изредка дополняют второстепенные персонажи. По сути, главная задача артистов — проиллюстрировать обезличенное и безвольное окружение Алекса.

Режиссер спрашивает напрямик: что лучше, быть как все, проповедуя общепринятые ценности, или проявлять жестокость и агрессию, при этом оставаясь собой. Для Алекса-Панкова очевидно, что только пока ты борешься с системой за право быть собой, ты — личность. Мальчик из хорошей семьи, ценитель искусства, меломан и эстет (Людвиг ван Бетховен не даст соврать) Алекс воспринимает насилие, как проявление своей творческой натуры. Это не кажется ему противоестественным, ведь он так чувствует, так проявляет свои эмоции, следуя за своей излюбленной фразой «Будь собой». Он, такой, какой есть, искренний в своей злобе, становится внезапно ненужным обществу, которое его породило. Не по ГОСТУ, товарищи, в инструкции написано «добро», а здесь — брак. Так Алекса с резолюцией «срочно исправить» приводят к докторам с замечательным «методом Людовика», который «сделает из вас человека».

Попытка государства насильственным способом привить Алексу добро заканчивается весьма печально. Метод, суть которого в том, что пациент испытывает боль при каждой мысли о плохом, в итоге не достигает цели. Это не приводит героя к переосмыслению и переходу «на светлую сторону», а лишь помогает накопить агрессию, чтобы выплеснуть её в будущем. Неудачная попытка самоубийства и сотрясение мозга возвращают Алексу былые мысли и утраченные рефлексы. Он снова может слушать любимого Бетховена и творить зло направо и налево: вот уже и банда собрана и любимый коктейль «Молоко +» в баре «Корова» налит, но желание проявлять насилие внезапно пропадает. Наступает взросление, когда подростковые проделки уже не кажутся такими веселыми, какими казались еще вчера. Алекс становится нормальным, обычным, вливается в серую безликую массу людей, окружающих его. Герой Павла Панкова надевает белую маску, и на этом история одного бунтаря, противника системы, заканчивается, чтобы уступить место молодым. И теперь, на шоу, ему приходится через силу соглашаться с ведущим и уже наигранно злиться. Мы видим уставшего человека, которому уже не интересно играть в этой песочнице. Алекс перерастает зло и насилие, отвлеченно он думает о том, что пора бы найти хорошенькую kisy, которая станет матерью его сына. Такой вот happy end. 

Текст: Яна Квятковская
Фото: предоставлены организатором, фотограф Артём Бондаренко

Диагноз был ошибочным, и именно эта ошибка подарила миру одного из самых ярких писателей современности, чей «Заводной апельсин» стал культовым и скандальным. Этот роман, для определения которого очень подходит слово, в нём встречающееся – русское «хорошо», превращённое в «хорроршоу» – принёс своему автору громкую славу. И, к сожалению, совершенно затмил остальные произведения.
Взять, к примеру, «Малайскую трилогию», которую Бёрджесс написал, работая в Малайе. Это – по-своему уникальные книги. О тех местах писали и до того, и неплохие, надо сказать авторы, но они рассказывали о жизни белых людей в экзотическом антураже.
А наш сегодняшний герой с самого начала стал ломать традиции и устои.

В заморские колонии он отправился исключительно по экономическим причинам – на родине школьный учитель Джон Уилсон, он же Джон Энтони Бёрджесс Уилсон, он же Энтони Бёрджесс получал меньше садовника, работающего при той же школе.
В Малайе он перво-наперво пренебрёг сложившимися там колониально-классовыми правилами, по которым жили белые учителя и чиновники и согласно которым они старались поменьше общаться с представителями других рас, держась брезгливо-высокомерным особняком.
Бёржесс стал настоящим плевком в сторону их белоснежного общества – он изрядно пил, гулял налево, его жена тоже не славилась ни целомудрием, ни другими аспектами приличного поведения, а самое ужасное, что новый учитель предпочитал компанию малайцев, индийцев, тамилов, китайцев. Он заслужил презрение своих земляков, зато блестяще изучил малайский язык, узнал о жизни простых людей побольше прочих и потому сумел создать ту самую «Малайскую трилогию», после написания которой, пожалуй, почувствовал себя писателем.

Вполне возможно, Бёрджесс провёл бы всю жизнь в экзотических землях – в Малайе и в Брунее, но, говорят, выходки и истерики его жены переполнили чашу терпения местного начальства, а вердикт врачей о «неоперабельной опухоли мозга» стал удобным предлогом отправить несчастного умирать в комфортабельном лоне цивилизации.
В ожидании смерти, как уже было сказано, «застрочил пулемёт Бёрджесс» – он сделал себе правилом выдавать до обеда на менее 2000 слов, неудивительно, что за год на свет появилось пять его романов, не считая самого первого – «Видение битвы» и «Малайской трилогии», которые он создал несколько ранее.
Издатели, не знавшие о причинах такой невероятной производительности, даже опешили и попросили часть книг публиковать под псевдонимом, чтобы сей литературный поток выглядел более правдоподобным.

Примечательно, что поток этот, хоть и чуточку ослаб, но не обмелел и в дальнейшем, когда писатель убедился, что скорая смерть ему, оказывается, не грозит. Всего за Энтони Бёрджессом числится больше 50 книг. Теперь понимаете, почему обидно, что «Заводной апельсин» затмил остальное? Впрочем, чтобы понять, надо хоть что-то ещё прочитать.
Больше всего у него романов, есть рассказы, повести, поэмы, учебники по литературе и литературоведческие исследования, эссе, биографии писателей, два тома воспоминаний… Что-то из этого – легковесное, что-то – насмешливо-пародийное, что-то – безусловно блистательное.
К слову, Бёрджесс, включивший свой литературный «вулкан» ради заработков, не довольствовался небольшими и неспешно капающими доходами от художественных произведений и подвизался на поприще театральной и литературной критики. Однажды ему даже довелось написать отзыв на роман Джозефа Келла – хороший отзыв, разумеется, ведь Джозеф Келл был его же псевдонимом.

Чтобы добавить несколько деталей в картину плодовитости нашего героя, стоит сказать, что феноменальный полиглот Бёрджесс занимался переводами – например, на малайский он перевёл «Бесплодную землю» Томаса Элиота, а на английский «Горе от ума» Александра Грибоедова.
Также, и это хорошо известно, он создал для героев «Заводного апельсина» особый язык – надсат – из смеси английского, местечкового сленга и русского. Был ещё проект создания “языков” для нескольких примитивных племён – об этом попросил Бёрджесса режиссёр фильма «Борьба за огонь» Жан-Жак Ано. Кстати, о кино – сценариев сегодняшний юбиляр написал тоже немало. У некоторых даже не укладывается в голове, что у «Заводного апельсина» и «Человека из Назарета» – романа, написанного по сценарию, сделанному для знаменитой ленты Франко Дзефирелли – один автор.
А вот Стенли Кубрик во время съёмок «Заводного апельсина» велел даже близко не подпускать к нему Бёрджесса. Но Бёрджесс особо и не рвался, хотя осадочек, конечно, после такого остался, и ситуация стала ещё нелепей, когда именно его вместе с Малкольмом Макдауэллом отправили получать призы, которыми наградили кинофильм Кубрика, который, кстати, заканчивается не так, как роман. Впрочем, тогда эта книга в США вышла без последней главы, и по этому поводу Бёрджесс не раз говорил, что в таком виде утеряна философия романа, по крайней мере, та, которую вкладывал автор.

Но вернёмся к плодовитости. Помимо перечисленного, Бёрджесс, с детства мечтавший стать музыкантом и отлично игравший на фортепиано, написал ещё и симфонии, сонаты, концерты для разных инструментов, оперу «Троцкий в Нью-Йорке», либретто для музыки других композиторов, а также песни для своего сына, который родился от итальянской княжны (или графини?) Лианы Марчелли, ставшей его второй женой.
Интересно, что – при такой напряжённой деятельности – Бёрджесс много путешествовал. Например, садился в специально купленный для этого автобусик, с плитой, холодильником и койкой внутри и ехал, куда глаза глядят. В приоткрытое окно проникал поток бодрящего воздуха, от которого слетала с положенного места псевдо-чёлка Бёрджесса, прикрывающая раннюю лысину, но Энтони в те минуты это не тревожило. Европа расстилалась перед ним.
А книги продолжали появляться из-под его пера, ибо он следовал своему особому режиму, обладал удивительной памятью и умел как следует концентрироваться на деле.

Ах, какое нечаянно соткалось привлекательное полотно – многогранный талант живёт в своё удовольствие, катается по миру, занимается тем, что ему нравится и этим же зарабатывает деньги и славу. Сейчас исправимся.
Хмурый промышленный Манчестер, бедные районы города, Первая мировая, смерть матери и сестры от эпидемии гриппа, злая мачеха, равнодушный отец, соседские мальчишки и одноклассники, в сравнении с которыми он кажется аккуратно одетым и более умным, и за это они колотят его нещадно…
Католическая школа, где скорее научишься хорошему произношению, чем любви к богу, зато картины адских мук будут после маячить на заднем фоне всю жизнь, как ты её не проведи, даже если будешь нищим в самом зловонном и пугающем уголке Манчестера, где и так ад…
Смерть отца, и ничего в наследство, даже старого пальто, армия, Вторая мировая (но тут, справедливости ради надо сказать, обошлось без передовой – служба была в оркестре и в шифровальной бригаде), очень непростая семейная жизнь, групповое изнасилование четырьмя отморозками его беременной жены (что и стало толчком к написанию «Заводного апельсина»), её психозы, алкоголизм и смерть от цирроза печени…
Наконец, кончина самого Энтони Бёрджеса от рака, но не мозга, а лёгких.

Хорошо бы, если в истории этот писатель всё же не останется исключительно в виде формулы «Говорим Бёрджесс – подразумеваем “Заводной апельсин”». Это и самому автору сильно не нравилось. Да и несправедливо это, объективно говоря.
Ну, что же, будем читать остальные его книги и надеяться, что другие любители литературы поступят аналогично, а талантливые режиссёры экранизируют ещё хотя бы пару-тройку сочинений Энтони Бёрджесса.