Ты увидишь (разгораясь), как их через десять дней вся Москва и весь Петербург будут знать наизусть. Брюсов напишет статью. Яблоновский напишет статью. А я напишу предисловие. И ты никогда (подымает палец, глаза страшные), ни-ког-да не скажешь, что это ты, Марина (умоляюще), ты не понимаешь, как это будет чудесно! Тебя – Брюсов, например, – будет колоть стихами Петухова: “Вот, если бы г-жа Цветаева, вместо того чтобы воспевать собственные зелёные глаза, обратилась к родимым зелёным полям, как г. Петухов, которому тоже семнадцать лет…” Петухов станет твоим наваждением, Марина, тебя им замучат, Марина, и ты никогда – понимаешь? никогда! – уже не сможешь написать ничего о России под своим именем, о России будет писать только Петухов, – Марина!

Ты под конец возненавидишь Петухова! А потом… Нет! Зачем потом, сейчас же, одновременно с Петуховым мы создадим ещё поэта, – поэтессу или поэта? – и поэтессу и поэта, это будут близнецы, поэтические близнецы, Крюковы, скажем, брат и сестра. Мы создадим то, чего ещё не было, то есть гениальных близнецов. Они будут писать твои романтические стихи.

– Макс! А мне что останется?

– Тебе? Всё, Марина. Всё, чем ты ещё будешь! Ты будешь, как тот король, Марина, во владениях которого никогда не заходило солнце. Кроме тебя, в русской поэзии никого не останется. Ты своими Петуховыми и близнецами выживешь всех, Марина, и Ахматову, и Гумилёва, и Кузмина…

– И тебя, Макс!

–И меня, конечно. От нас ничего не останется. Ты будешь – все, ты будешь – всё.

Марина Цветаева, «Живое о живом», 1932

Идея спектакля возникла в голове Оксаны Рысинской. Как сказала режиссёр перед началом, «из громадной любви к Марине Цветаевой, такой у неё путь к этому автору». У самой Наталии Дмитриевой другой путь — это стихотворение, которое она зачитала перед началом и которое с лёгкостью можно принять за цветаевское. Посвящено оно городу, где Марина Ивановна окончила свои дни:

Мне не спастись ни пером, ни бумагой,
Выход нашёлся иной,
Город Елабуга, город Елабуга,
Слово теперь за тобой.

Только не слово, а звук погребальный
Страшные эти слога,
Звон колокольный, кабальный, кандальный:
Е – ла – бу – га – ла – бу – га…

Режиссёр отметила странное звучание этого слова: «Обычно русские названия городов, посёлков, деревень, они все достаточно мягкие, с любовью или немножко с насмешкой, но звук этого названия — Елабуга — он совершенно особый».

Внимательное отношение к слову и кропотливая работа с ним чувствуется в течение всего спектакля. Даже отрывки из дневников и писем выбраны мастерски точно — создатели постановки выудили именно те небольшие отрывки, которые наиболее красноречиво описывают эмоцию, ситуацию, а иногда даже целые годы жизни.

Стихи — отдельный пласт спектакля. И говорят они ещё лучше всех остальных слов. Одно дело читать стихотворения самостоятельно и совсем другое — слышать их в исполнении и обработке великолепных мастеров, которые прочувствовали и пропустили через себя каждое слово, каждый звук. Они доносят поэзию так, будто читает её сам автор.

Актрисы, обе чрезвычайно талантливые, дополняли и оттеняли друг друга, от чего каждая сияла в полную мощь. Это было похоже на танец, то страстный, то нежный, где ведёт то один, то другой партнёр и без любого из них это действо немыслимо.

За комичные моменты отвечала Анна Лебедь — именно этому вихрю энергии удавалось рассмешить зрителя. Актриса ТЮЗа была невероятно хороша в роли ребёнка (дочери Цветаевой), как заводной чертёнок она озорничала на сцене. Впрочем, Анна оказалась не менее проникновенна в драматическом амплуа. Сияла своими огромными и безумно выразительными глазами. В них живёт душа.

Вторую часть спектакля (и жизни Цветаевой) и особенно трагичный финал обеспечила Оксана Рысинская. Высокая, грациозная, величавая, как царица, с идеальной осанкой и потрясающе длинной и тонкой шеей. Несгибаемая, как и Цветаева. Обе актрисы и их роли — как две ипостаси одного человека.

Погружение в мир поэтессы было мгновенным, полным и неровным, как сама жизнь. Комичное сменяло лирическое, на смену шумным оживлённым сценам приходили задумчивые проникновенные монологи. Это не давало заскучать, хотя спектакль идёт час и 40 минут, без антракта.

Разумеется, зрители не могли не оценить чудо, созданное на сцене: кричали «браво» бессчётное количество раз.

«Где двое или трое собраны во имя моё, там я посреди них» (Евагнелие от Матфея). В некоторые моменты возникало ощущение, что в зале незримо присутствует та, благодаря кому всё это состоялось. И есть уверенность, что если бы это было так — ей несомненно понравилось бы.

Реквизит спектакля был таким же простым, как быт Цветаевой — несколько картинных рамок, пара бутылок воды, два парика да лестница. На которой, под светом одинокой лампочки, трое создателей постановки оставили букеты, подаренные зрителями…

(Текст: Ирина Орлова, фото: Полина Середина)