А Гришковца слушать легко и приятно. Или печально и как-то «сердцескребуще», и «слёзынаворачивающе», но всё равно приятно. Потому, что его монолог, который тянется из пьесы в пьесу, из книги в книгу, из спектакля в спектакль и даже из песни в песню, меняясь и оставаясь одновременно всё тем же, этот монолог его всегда про тебя. Или про твоего брата, деда, мать, отца, других родственников, про твоё время и страну, а значит – про тебя. Вот тебе и узнавание. Умом понимаешь, что сходство это легко объяснимо, а волшебство заключается в наблюдательности автора и в его таланте – как писателя, драматурга, актёра. Но всё равно удивляешься. И радуешься, и улыбаешься, и даже смеёшься.

Хотя некоторые зрители как-то до странности много смеются на спектаклях Евгения Гришковца. Честное слово, будто на Задорнова пришли. А кое-кто даже считает Гришковца сатириком.
С другой стороны, пусть их. Смех, радость – это хорошо почти в любом случае. Тем более, что с третьей стороны есть ведь и те, кто нашего сегодняшнего героя на дух не переносит. Ну, и тоже и имеют право, дело вкуса.
А ходит на Евгения Валерьевича публика очень разная: от Жванецкого и почтенных мхатовцев до тех, кто вообще в театр посетил впервые и меньше всего ожидал от себя, что не уснёт.
Хорошо мнение поклонников выразили несколько лет назад студенты ГИТИСа, сочинив лозунг: «Нам ни водка, ни маца не заменят Гришковца!..» А люди посерьёзней неустанно рассуждают о том, как «этот человек изменил представление о жанре моноспектакля, да и сам попросту превратился в «жанр».

Многие полагают, что актёрская карьера Гришковца началась со спектакля «Как я съел собаку», который в Москве впервые увидели в 1998, и который получил через пару лет «Золотую маску».
Вообще, та постановка первоначально задумывалась для узкого круга в почти самотерапевтических целях – чтобы высказаться о том, что всё ещё болело внутри после службы в армии. Гришковец хотел рассказать о самом страшном, о человеческой жестокости. Рассказать и забыть. Но потом понял: не всем можно делиться с близкими – если ты, конечно, не хочешь причинять им боль. Поэтому в итоге постановка приобрела иные черты, о службе во флоте там осталось только кое-что, и с этим Евгений думал выступить лишь разок. Но выступил и понял, что теперь без этого не сможет. И началось…

Впрочем, что значит – началось? Он ещё в студенческие годы – во время учёбы на филфаке Кемеровского университета – начал заниматься пантомимой, причём, всерьёз. Потом были ещё кое-какие проекты, в том числе, сатирические – очень язвительные, почти безжалостные.
Кстати, нам – зрителям – здорово повезло, что Евгений Валерьевич, человек, по сути, мирный и добрый, оставил жестокий стёб. Ибо в противном случае – с его-то меткостью и умением будить эмоциональную память – на приятные ощущения зрителям едва ли пришлось бы рассчитывать.
А в молодости он ещё этим баловался, особенно в период, когда «отходил» после армии и пока не нашёл дело, от которого стал испытывать настоящее счастье.
Театр «Ложа», который обычно мельком упоминают в биографии Гришковца, был, знаете ли, не просто кружком самодеятельности. За 7 с лишним лет существования этот коллектив, основанный Евгением в Кемерово, не только стремительно вырос, но и посетил немало международных фестивалей, получил массу призов и даже был однажды признан лучшим в Европе.

Так что, когда на столичной сцене появился спектакль «Как я съел собаку», его автор был вовсе не зелёным выскочкой, как думали московские и прочие снобы, а вполне опытным (несмотря на молодость) режиссёром, актёром и драматургом. Даже можно сказать – титулованным. Просто в России об этом мало знали.
Кстати, о загранице. Эмигрировать Гришковец хотел ещё до того, как создал театр «Ложа», но ему хватило трёх дней в Германии, чтобы понять – он не найдёт себя там ни на театральном, ни на литературном поприще. У Евгения Валерьевича вообще отношение к другим странам примерно такое: «Меня спросили: «Тебе не нравится Лондон?». Братцы, ну как может не нравиться Лондон? Конечно, он мне нравится. Потрясающий город! Но в Лондоне я ничего не люблю. А здесь, дома, мне очень многое не нравится. Но я здесь многое люблю!..»

Большой вопрос, что будет лет через 50 с жанром «Гришковец», который, чего уж там, никому не удаётся так, как удаётся его отцу-основателю…
А отец-основатель пока, в основном, говорит о том, что внутри у него, прежде мучимого только мнительностью, ещё и не стало покоя.
«Вот решаю я отдохнуть, расслабиться, насладиться чем-то приятным: гуляю, иду к морю, вкусно отобедаю… И вроде вкусно, интересно, приятно, но внутри постоянно стучит, не отпуская ни на минуту. Ничто не успокаивает, разве на короткое время, и с годами тревога усиливается, что мне страшно не нравится, но поделать я с этим ничего не могу – и стучит в голове, что я в это время теряю время, я в это время теряю время…»

К слову, о времени. Вот исполнилось Евгению Валерьевичу 50 лет, и он сказал: «До 45 лет я часто слышал такое обращение к себе: «молодой человек». Теперь почти не слышу. В зеркале я не вижу существенных отличий от того, что в нём отражалось пять лет назад, но людям, наверное, виднее. Глядя на тех, кому также, как мне, 50 или около того, я думаю, что их полтинники гораздо очевиднее моего, и что мне мой возраст пока ни за что не дать. Но люди его мне дают…»

На самом деле, 50 означает только одно – в длинном-длинном монологе Гришковца будут появляться новые особенности, мысли и нотки, и ещё больше людей смогут ощутить во время его новых спектаклей то самое волшебство узнавания.

И ещё. Хороших киноролей Вам, Евгений Валерьевич! Мы-то знаем, что в качественном кино сниматься Вы были бы очень не прочь.