Спектакль поставил Алексей Забегин по литературным произведениям Варлама Шаламова. Инсценировка была написана самим режиссёром совместно с драматургом Ярославой Пулинович. Однако дыхание спектакля совершенно не похоже на впечатления от рассказов Шаламова. Писатель считал самым важным для себя правду, и она была главной целью его художественного метода. Он писал о бесчеловечной жизни в лагерях, передавал читателю свой опыт. Писал о конкретных фактах, происходящих в совершенно определённом месте и времени.

Спектакль Забегина «Колымские рассказы» говорит об этой правде иначе, беря в фокус надсобытийную составляющую. То, о чём писал Шаламов, переносится в другой контекст: вневременной, древний, происходящий в пространстве бескрайнего Севера.

В своём письме к Александру Солженицыну Шаламов писал:
«Помните, самое главное: лагерь – отрицательная школа с первого до последнего дня для кого угодно. Человеку – ни начальнику, ни арестанту не надо его видеть. Но уж если ты его видел – надо сказать правду, как бы она ни была страшна. Со своей стороны я давно решил, что всю оставшуюся жизнь я посвящу именно этой правде».

Эта известная фраза писателя присутствует и в спектакле. Однако она не звучит, а выведена текстом на белый холст (задник сценической площадки). Этот важный элемент сценографии отсылает к слову, и через слово – к звуку, который в этом спектакле совершенно точно главенствует. Звук даётся голосом, боем большого барабана, игрой на волынке и глюкофоне (перкуссионном инструменте, который по звучанию напоминает варган, а по виду – черепаший панцирь или гладкий камень из северной реки). Звук даётся повторением спетого и сыгранного. Ритмичные, ускоряющиеся тремоло барабана соединяются с текстом, который актёр в начале спектакля произносит скороговоркой. Разные ритмы сплетаются, перекликаются, один запаздывает – другой опережает, потом наоборот, а в какой-то момент они работают в унисон.

Когда никто из актёров не играет на большом барабане, звук поддерживается автором музыкальной ткани спектакля – музыкантом Лизой Неволиной. Она всё время присутствует на сцене, большую часть времени стоит, и её тень хорошо видна на белом холсте. В течение всего представления она поёт, настраивает тон, извлекает тягучий мерный звук из глюкофона и зацикливает его.

Вербальная часть спектакля состоит из перечисления множества фактов, которые артисты (Ильдар Гарифуллин, Дмитрий Зимин и Александр Фукалов) в роли и заключенных, и лагерных начальников рассказывают зрителям и будто бы друг другу. Эти факты, по большей части, относятся к быту. Как арестанты выживали в морозы, как предавали и поддерживали друг друга. Как делили крохи еды, в редкие дни наслаждались густым супом, терпели бесчеловечное отношение надзирателей. Все слова – про быт. Земляной, тяжкий и терзающий плоть. Однако остальное в спектакле, всё, что относится к чисто театральному, совсем про другое. Музыка спектакля выводит зрителя из событийного круга. В «Колымских рассказах» она становится главной, определяет сценический ритм. Более того, музыкальные инструменты определяют не только аудиальную, но и визуальную среду спектакля. Именно они, барабан и глюкофон, являются основными формами сценографии «Колымских рассказов». От того, как они освещены, зависят смыслы происходящего на сцене.

Сценография спектакля минималистична. Когда речь идёт о древних символах, формах и ритмах, режиссёру нет нужды объяснять зрителю подробности – требуются знаки, дающие общее настроение и относительную свободу интерпретации. Задник здесь – большое белое полотно, на которое проецируется скелет дерева, даурской лиственницы. Он идёт ровно по центру холста, образуя осевую симметрию. Другой сценографической осью является барабан, стоящий напротив дерева, в центре сцены. Сценический свет иногда превращает инструмент в печку: то есть вещь объединяющую, собирающую вокруг себя всех арестантов.

Две оси, одна даёт образ бытовой, трёхмерный, требующий проявиться в цвете и тепле, а вторая обозначена тенью на холсте, иллюзорна, лишь отчасти принадлежит нашему миру. Примерно таким же образом соотносятся друг с другом рассказы Варлама Шаламова и спектакль Алексея Забегина. Писатель через максимальную точность деталей оставил нам ёмкое свидетельство лагерной жизни. Режиссёр спектакля,  преодолевая эту детальность мифотворчеством, создал на театральной сцене вневременное пространство трагедии.

Текст: Маргарита Ольшакова
Фото: Вадим Балакин