Формат — это массовая литература, которую издаёт большинство крупных издательств. Попробуем разобраться, чем определяется то, что они издают.

Любое издательство — это бизнес, и чтобы выжить, оно должно выпускать книги, которые будут хорошо продаваться. Лучше всего, ясно, будут покупать похожее на то, что уже разошлось большим тиражом, а ещё всегда в цене книги известных авторов. Работая по этой выверенной схеме, издательство обеспечивает себе жизнь и развитие.

Сегодня в нашем обществе существует ряд запретных тем. Даже не то чтобы запретных, а тех, от которых лучше держаться в стороне, чтобы ненароком не оскорбить чьи-нибудь чувства, не оказаться пропагандистом чего-либо или даже политическим активистом. Для бизнеса держаться подальше от таких тем вполне естественно, такая тактика — снижение рисков.

Сегодня вы без труда можете купить «Лолиту» Набокова в любом книжном магазине в нескольких вариантах издания. Но задумайтесь, если бы это произведение не стало в своё время мировой классикой и попало в издательства только сейчас, его бы опубликовали? Сомневаюсь.

Понятно, что чем крупнее издательство, тем выше ставки. Если небольшой издатель может позволить себе рискнуть, то большой понимает: каждый раз, связываясь с неформатом или издавая малоизвестного автора, он рискует слишком многим. На кону могут быть судьбы тысячи сотрудников.

Итак, что мы имеем в итоге?

Производя форматную литературу, издательство уверено в своих продажах и сводит к минимуму риски возникновения проблем с правоохранительными органами, церковью etc.

Производя неформатную литературу, издательство не может быть уверено, что очередная книга будет хорошо продаваться, особенно когда речь идёт о малоизвестном авторе, и особенно когда в его произведении есть секс, наркотики, грязь и диалоги о Боге или его отсутствии.

Все плюсы производства формата налицо. Но всё меняется, когда мы начинаем говорить о книгоиздании не как о бизнесе, а как о служении искусству. Наряду со всеми плюсами форматного издательства возникают и минусы, как то:

1. Множество авторов, которых не печатают.
2. Уход из массовой литературы души.

Искусство — зеркало реальности. И хотя изображение в нём порой и преувеличено, его миссия — отражать всё, что попадает в фокус, а не выбирать только угодное.

Художник — орган чувств своего народа и времени. Он не может выбирать, что ему отражать, а что нет. Он не может адаптироваться под рамки формата, потому что сам он уже как минимум на один шаг впереди (иначе он не художник). Если книги автора покупают, то он может освободиться от обязанности выживать и получит возможность дальше выполнять функцию органа чувств. Но если его книги не издают, он рискует как художник погибнуть. Если таких случаев будет много, то народ в конце концов рискует стать бесчувственным.

Итак, издавая формат, мы получаем уверенный рост бизнеса, а издавая неформат, мы не убиваем литературу. Что же выбрать? Каково решение?

Почему бы не работать с неформатом, при этом снижая риски? Чтобы снизить финансовые риски, издательство может проверять книги на прочность, издавая и продавая их сначала в электронном виде, а уже потом, в случае успеха — на бумаге. Такая практика существует в Европе, у нас пока только приживается.

Чтобы снизить риск быть непонятыми государством или духовенством, нужно издавать только тех, кто действительно знает, о чём говорит, и, что самое важное, самому понимать, о чём говорится в произведении.

Вторая задача гораздо сложнее первой, однако волков бояться — в лес не ходить.

Литература — это не развлечение, не бизнес, не блажь, не хобби, не спорт, литература — это схватка. Это стремление превзойти себя и сказать правду, которая бывает нелицеприятна. Это по капле выжимаемое поколениями наследие духа, свидетельство как светлой, так и тёмной стороны времени. Думаю, это первое, что нужно для себя осознать, прежде чем садиться в издательское кресло.

Текст: Сергей Иннер, главный редактор издательства «Чтиво»

Марина Константинова: Поговорить с человеком, имеющим отношение к издательскому делу, мне представляется весьма интересным. Можно ли, кстати, вашу деятельность обозначить именно этими словами?

Сергей Иннер: Это пока звучит громко, поскольку мы только начали все с нуля. Думаю, уместен будет придуманный нашей командой термин «инди-книгоиздание», чтобы было понятно, что это всё-таки новая ветвь ремесла.

М. К.: Как вы пришли к этому занятию? Чем вас привлекло данное направление деятельности?

С. И.: Очень просто. Когда-то давно я написал книгу и хотел ее издать. Но она не вписалась в формат ни одного издательства.

М. К.: А что это был за литературный жанр?

С. И.: Это был роман-антиутопия «Ускорители жизни». Книга не подошла никому, несмотря на то, что редакторы некоторых ведущих издательств говорили, что текст им нравится. Просто не нашлось подходящей серии. Есть некий формат и есть засилье литературы ширпотребной, поскольку её лучше покупают. И мы с ребятами подумали, что можем сделать издательство для всего, что не подходит под устоявшиеся шаблоны.

М. К.: То есть все, как в знаменитой фразе: «Хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам».

С. И.: Хотя бы попробуй.

М. К.: Но ведь любой бизнес – это риски, тем более, когда пытаешься быть первопроходцем. Не было ли чувства страха в начале пути?

С. И.: Риск – благородное дело. Но мы действуем таким образом, чтобы его минимизировать. Конечно, сначала хотелось запуститься по-крупному, искали инвесторов. Но мало кто желает вкладываться в искусство, поскольку шанс на успех здесь весьма призрачный. Кроме того, у нас новый, непроверенный формат работы, а никто не хочет рисковать большими деньгами. Поэтому мы решили открыться без инвестиций. Мы издаем электронную книгу: это минимум затрат, минимум риска. Если видно, что на электронную книгу есть спрос, тогда уже начинаем говорить о бумажной версии.

М. К.: Я правильно понимаю, что вы не один этим занимаетесь?

С. И.: К счастью, не один. Есть человек, который занимается сайтом, есть верстальщик книг, есть стажёр-пиарщик. Полноценное издательство – это довольно сложная машина. А у нас пока только велосипед-тандем.

М. К.: А чем издательский бизнес отличается от прочих направлений?

С. И.: Если смотреть на это именно как на бизнес, то ничем. Но мы как раз этого не делаем. Для нас это скорее миссия.

М. К.: Служение?

С. И.: Можно и так сказать.

М. К.: Ваше издательство стартовало с вашей же книги. Нет ли страха, что прочие авторы, потенциальные клиенты могут счесть это эгоизмом?

С. И.: Конечно, могут. Но это их личное дело. Речь об отношении, только и всего. Не могли же мы открывать издательство с нулевым портфелем. То, что первой стала именно моя книга, не какая-то принципиальная позиция.

М. К.: Сугубо с юридической точки зрения имеет ли значение, что издательство стартует с одной-единственной книги, а ее автор – по совместительству руководитель проекта?

С. И.: Абсолютно никакого значения не имеет. У нас не настолько строгое законодательство.

М. К.: Перейдем к философским материям. Ваше издательство позиционирует себя как независимое.  От кого у вас присутствует эта независимость? Что вы понимаете под этим словом?

С. И.: Это хороший вопрос, я его ждал (улыбается). Мы создали систему небольшую, но уже работающую и при этом не зависящую фактически ни от чего: ни от инвесторов, ни от формата. Конечно, неформат – это тоже формат. Нам приходят рукописи, мы их читаем и начинаем понимать, на кого примерно похож наш потенциальный автор. Но Чтиво – просто фильтр, оно не создаёт формат, оно лишь позволяет ему сформироваться самостоятельно.

М. К.: Чувствуете ли вы ответственность за создание такого отдельного авторского потока?

С. И.: Безусловно. Это очень важно: чувствовать ответственность вообще за все, что ты делаешь.

М. К.: Что вы думаете в целом о современной литературе: как отечественной, так и зарубежной? Можно ли выделить какие-либо тенденции? Каких авторов можно выделить особо?

С. И.: С радостью замечаю, что молодые авторы пишут все лучше. В любом личном творчестве есть период подражания, лишь потом появляется что-то свое. То же можно сказать и про творчество целого поколения. Сейчас всё больше самородков, которые уже делают что-то свое.

М. К.: Хотелось бы услышать конкретные имена, если можно.

С. И.: Если мы говорим про молодых авторов, их имена мало что вам скажут. Кроме того, это пока секрет.

М. К.: А когда читаете любую книгу, оцениваете ли ее бессознательно редакторским взглядом?

С. И.: Есть профдеформация, безусловно. Лишаешься некоторого чистого удовольствия от текста, потому что невольно смотришь на него оценивающе. Но вместе с тем появляется удовольствие иного порядка, некий новый опыт, который можно будет где-то применить в дальнейшем.

М. К.: И все же о вкусах и предпочтениях. Кого из писателей вы считаете любимыми?

С. И.: Люблю Довлатова, Пелевина, Буковски.

М. К.: Можете ли вы определить, за что именно вы их любите и цените, если любовь – чувство иррациональное?

С. И.: Эта тема очень пространна. Я бы сказал для начала, что любовь – не чувство. За что люблю… Важно, как человек живет, ведь то, что он пишет, как правило, не имеет ценности в отрыве от того, чем он является сам.

М. К.: А какой жанр предпочитаете?

С. И.: Люблю художественный реализм. Люблю быть обманутым, не понимать, где заканчивается реальность, и начинается вымысел. Иначе мало работы для воображения.

М. К.: Что больше привлекает: поэзия или проза?

С. И.: Проза.

М. К.: Почему?

С. И.: Мне она ближе, поскольку в ней выше концентрация смысла. Поэзия ритмичнее, музыкальнее, но от этого она более разреженная. Проза и поэзия взаимоперпендикулярны. Проза – это в первую очередь содержание, тогда как поэзия – форма.

М. К.: Есть ли такие авторы, которые входят в список явных антифаворитов?

С. И.: Я просто о них не думаю. Зачем? Кто-то, наверное, любит графоманское чтиво – почему нет?

М. К.: Вот вы употребили сейчас слово «чтиво». Именно так  называется ваше издательство. Нет ли опасения, что у людей будут возникать ассоциации именно с низкопробной литературой?

С. И.: Это название славно отсеивает тех, кто судит о книге по обложке. Во-первых, слово «чтиво» само по себе очень емкое, несмотря на то, что коннотация действительно может быть негативной. Во-вторых, мы видим в этом слове корень «чти», это, кстати, наш слоган. Становится ясно, что речь здесь не о бульварных романчиках, а о почитании, уважении, краткости и ёмкости. Кроме того, сегодня и иронические детективы, и патриотическая фантастика, судя по тиражам, считаются литературой. Если они — литература, то мы лучше будем чтивом.

М. К.: Что вы лично вкладываете в понятие «хорошая литература»? Есть, например, такая фраза «вкусно написано», которую применяют для подобного определения.

С. И.: «Вкусно» – это вернее, чем «хорошо». Что такое «хорошо» и что такое «плохо», я бы вообще разбираться не рискнул. Лично для меня важно, когда внимание удерживается. Думаю, это один из главных критериев. Если произведение искусства удерживает наше внимание, значит, оно сделано мастерски.

М. К.: Можно ли и нужно ли бороться с низкопробной литературой?

С. И.: Тут нужен философский подход. Если бороться с чем-то, то оно начинает бороться с тобой. Мы же просто создаем свое. Возможно, кто-то после наших книг отвернется от графоманской литературы. А может быть, мы сами станем самым графоманским издательством в скором будущем. Не будем загадывать (смеётся).

М. К.: Влияет ли объем написанного на его качество?

С. И.: Совсем нет.

М. К.: Можете привести пример произведения малой формы, которое, на ваш взгляд, ценнее полномасштабного сочинения?

С. И.: «Хочу быть сильным» Довлатова.

М. К.: В последнее время все больше разговоров о снижении интереса к чтению.  На ваш взгляд, существует ли такая проблема? Как можно ее решить?

С. И.: Я думаю, что проблема эта все-таки выдуманная. Никто не владеет полной статистикой по данному вопросу. У каждого своя голова на плечах. Дети, которые хотят читать, будет делать это. То же самое касается и взрослых. Это вопрос личного выбора.

М. К.: Что для вас важнее в чтении – результат или процесс?

С. И.: Когда-то на первом месте был результат, а теперь процесс.

М. К.: Может ли книга быть по-настоящему душеспасительным средством?

С. И.: Я бы сказал, она должна им быть.

М. К.: Ваше отношение к формату электронных книг. Что победит: бумага или цифра?

С. И.: Сейчас все уходит в цифру, мы живем в информационный век. Рано или поздно все книги станут электронными.

М. К.: А что же делать кинестетикам, которым нравится осязать книгу в руке?

С. И.: Я сейчас говорю о совсем далеком будущем, когда и кинестетика будет уже в киберпространстве на уровне восприятия. Конечно, в ближайшие годы бумажные книги резко никуда не пропадут, да я и сам люблю читать именно их. Но в какой-то момент я поймал себя на мысли, что мой образ жизни больше располагает к электронным книгам. Иногда они позволяют сэкономить время, деньги, место в рюкзаке. Мы живем в удивительное время, когда есть выбор между этими двумя форматами, и каждый из них имеет свои плюсы.

М. К.: Есть ли книги, которые не следует оцифровывать? Можно ли читать, скажем, Библию с айфона?

С. И.: Для меня книга – это, прежде всего, история. Даже не текст, а история, которая стоит за текстом. Неважно, в каком виде человек прочтет Библию, главное – что он оттуда вынесет. И куда потом понесёт.

С Сергеем Иннером беседовала Марина Константинова,
фото: Екатерина Лютикова, 
специально для проекта «Где культура»