«Где культура» собрала для вас несколько цитат из предисловия к книге и из нескольких рассказов.

А.А. Прокопенко “Солдатка”, 1968 год

О чем бы женщины ни говорили, у них постоянно присутствует мысль: война – это, прежде всего убийство, а потом – тяжёлая работа. А потом – и просто обычная жизнь: пели, влюблялись, накручивали бигуди… 

В центре всегда то, как невыносимо и не хочется умирать. А ещё невыносимее и более неохота убивать, потому что женщина даёт жизнь. 

Никогда ещё на протяжении всей истории человечества столько женщин не участвовало в войне. 

М.И. Самсонов “Сестрица”, 1954 год

В Советской армии воевало около миллиона женщин. Они овладели всеми военными специальностями, в том числе и самыми «мужскими». Даже возникла языковая проблема: у слов «танкист», «пехотинец», «автоматчик» до того времени не существовало женского рода, потому что эту работу ещё никогда не делала женщина. Женские слова родились там, на войне…

Всё, что мы знаем о женщине, лучше всего вмещается в слово «милосердие». Есть и другие слова — сестра, жена, друг и самое высокое — мать. Но разве не присутствует в их содержании и милосердие как суть, как назначение, как конечный смысл? Женщина дает жизнь, женщина оберегает жизнь, женщина и жизнь — синонимы.

Б.М. Неменский “Машенька”, 1956 год

На самой страшной войне XX века женщине пришлось стать солдатом. Она не только спасала, перевязывала раненых, а и стреляла из «снайперки», бомбила, подрывала мосты, ходила в разведку, брала языка. Женщина убивала. Она убивала врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на её землю, на ее дом, на ее детей.

В одном из писем Николая Рериха, написанном в мае-июне 1945 года и хранящемся в фонде Славянского антифашистского комитета в Центральном государственном архиве Октябрьской революции, есть такое место: «Оксфордский словарь узаконил некоторые русские слова, принятые теперь в мире: например, слово добавить еще одно слово — непереводимое, многозначительное русское слово “подвиг”. Как это ни странно, но ни один европейский язык не имеет слова хотя бы приблизительного значения…» Если когда-нибудь в языки мира войдет русское слово “подвиг”, в том будет доля и свершенного в годы войны советской женщиной, державшей на своих плечах тыл, сохранившей детишек и защищавшей страну вместе с мужчинами. 

Л.И. Вайшля “Наши сестры”, 1982 год

«Мужчина, он мог вынести. Он все-таки мужчина. А вот как женщина могла, я сама не знаю. Я теперь, как только вспомню, то меня ужас охватывает, а тогда все могла: и спать рядом с убитым, и сама стреляла, и кровь видела, очень помню, что на снегу запах крови как-то особенно сильный… Вот я говорю, и мне уже плохо… А тогда ничего, тогда все могла. Внучке стала рассказывать, а невестка меня одернула: зачем девочке такое знать? Этот, мол, женщина растёт… Мать растёт… И мне некому рассказать… 
Вот так мы их оберегаем, а потом удивляемся, что наши дети о нас мало знают…»

В оптике есть понятие “светосила” — способность объектива хуже-лучше зафиксировать уловленное изображение. Так вот, женская память о войне самая “светосильная” по напряжению чувств, по боли. Она эмоциональна, она страстна, насыщена подробностями, а именно в подробностях и обретает свою неподкупную силу документ.

Б. Казаков “Смерть санитарки”, 1964 год

Женская память охватывает тот материк человеческих чувств на войне, который обычно ускользает от мужского внимания. Если мужчину война захватывала, как действие, то женщина чувствовала и переносила ее иначе в силу своей женской психологии: бомбежка, смерть, страдание — для неё ещё не вся война. Женщина сильнее ощущала, опять-таки в силу своих психологических и физиологических особенностей перегрузки войны — физические и моральные, она труднее переносила “мужской” быт войны. И то, что она запомнила, вынесла из смертного ада, сегодня стало уникальным духовным опытом, опытом беспредельных человеческих возможностей, который мы не вправе предать забвению.

Вот сидит передо мной одна из них, рассказывает, как перед самой войной мать не отпускала ее без провожатого к бабушке, мол, еще маленькая, а через два месяца эта “маленькая” ушла на фронт.

Г. М. Шегаль “Медсестра” (“В свободную минуту”), 1945 год

Многое исчезает, растворяется бесследно. Забывается. Если не забывать войну, появляется много ненависти. А если войну забывают, начинается новая.

«Отстрелялись хорошо, даже лучше мужчин-снайперов, которых отозвали с передовой на двухдневные курсы. А затем маскировка на местности… Полковник пришел, ходит осматривает поляну, потом стал на одну кочку — ничего не видно. И тут “кочка” под ним взмолилась: “Ой, товарищ полковник, не могу больше, тяжело”. Ну, и смеху было!»

«Оттуда даже если живой придёшь, душа болеть будет. Теперь думаю: лучше бы […] в руку ранило, пусть бы тело болело. А то душа… Очень больно… Мы же молоденькие совсем пошли… Девочки… Я за войну даже подросла…»

Б.М. Неменский “Последнее письмо”

«Мир сразу переменился… Я помню первые дни… Мама стояла вечером у окна и молилась. Я не знала, что моя мама верит в Бога. Она смотрела и смотрела на небо… Меня мобилизовали, я была врач. Я поехала из чувства долга. А мой папа был счастлив, что дочь на фронте. Защищает Родину. Папа шел в военкомат рано утром. Он шел получать мой аттестат и шёл рано утром специально, чтобы все в деревне видели, что дочь у него на фронте…» 

«Направили нас не на фронт, а в госпиталь. Это было в конце августа сорок первого года… Школы, больницы, клубы были переполнены ранеными. Но в феврале я ушла из госпиталя, можно сказать, убежала, дезертировала, иначе не назовешь. Без документов, без ничего убежала на санитарный поезд. Написала записочку: «На дежурство не приду. Уезжаю на фронт». И всё…»

Н.Я. Бут “Боевые подруги”

Они ещё живы — участники боев. Но человеческая жизнь не бесконечна, продлить её может лишь память, которая одна только побеждает время. 

Светлана Алексиевич «У войны не женское лицо» (1985 года и последней авторской редакции).

(Картина в заголовке: А. Сайкина “Девчата сороковых”, 1984 год.)