Творческий двигатель
К 70-летию Гидона Кремера.
«Он давно уже не скрипач. Притом, что он феноменальный скрипач, и когда нужно, чтобы скрипка звучала красиво, она у него звучит обворожительно. Но, по сути, в музыке он занимается тем, что постоянно задаёт вопросы и ищет на них ответы. Поэтому он – такой вечный творческий двигатель…»
Юрий Башмет о Гидоне Кремере.
Если впервые, подчёркиваю – впервые, услышать или прочитать некоторые вырванные из контекста рассуждения Гидона Кремера, невольно будешь ждать от него какой-нибудь заунывно-сложной музыки, непонятной простым смертным, чего-то такого замысловатого, для избранных.
А потом оказывается, что ничего страшного, ничего запредельного – в его концертах звучат красивейшие мелодии: и весёлые, и лирические, и печальные, и трагические, и давно известные произведения, и недавно открытые или написанные. У Кремера есть целые музыкальные спектакли – с шутками, с пением, с заводными игрушками, с неожиданными для зрителя «выходками» музыкантов; было «Снежное шоу» с театром Вячеслава Полунина, есть удивительные концерты с детищем Кремера – оркестром «Кремерата Балтика», который стал его «подарком» самому себе на 50-летие…
В общем, у него имеется всё, что угодно, способное удивить и порадовать публику. А после такого публика запросто может возомнить, что это всё Кремер придумал на потребу ей, что скрипач этот ей служит!..
Вот тут-то публика и обманется. Кремер – один из величайших музыкантов в истории – служит одной только музыке. И если он чувствует, что честолюбие музыкантов зашкаливает или что они готовы публике угождать, Гидон Маркусович закрывает проект. Или сам выходит из проекта.
«Мне не по душе и некоторые коллеги, задолжавшие своему таланту, и молодые «звёзды», желание которых блистать и самопрославляться не соответствует их подлинному вкладу…»
Кремер убеждён, что нужен не красивый звук и не популярные мелодии с поверенной реакцией публики на них, а музыка, в которую веришь. И музыканты должны сделать так, чтобы доселе неслышимое в той музыке, в которую они верят, стало услышанным.
После этого о Гидоне Маркусовиче невольно думаешь: с такими-то жёсткими и непопулярными принципами он, должно быть, тиран. Но нет, всякий знакомый и (или) работавший с ним человек скажет: «Да знаете ли вы, какая демократия воцарилась в его оркестре «Кремерата Балтика»? Та молодёжь, которую он там воспитывает и перед которой открывает такие возможности, она же совсем от рук отбилась – спорит, неблагодарная, не слушается маэстро. Там нужна не демократия, а ежовые рукавицы!»
Ну, это, положим, преувеличение. Зато вот что правда: уже несколько десятков молодых музыкантов, прошедшие через его оркестр, стали для Кремера словно родные дети. Правда и то, что на тиранию, деспотизм и просто серьёзную строгость Гидон Маркусович, судя по всему, вовсе не способен.
В этом он совершенно не похож на своего отца – Маркуса Филипповича. В их семье, кстати, почти все были скрипачами – и со стороны отца, и со стороны матери, урождённой Брюкнер. И папа не мог не уповать на сына, который был его надеждой и на продолжение музыкальных династий, и рода вообще, ведь почти все рижские Кремеры – 35 человек – сгинули в рижском гетто, в том числе, и первая жена Маркуса Кремера и его дочь, которой было чуть больше года.
Сын не обманул чаяний, взяв скрипку в руки, когда ему ещё не исполнилось и пяти лет. Первыми учителями Гидона стали отец и дед – Карл Брюкнер – скрипач, музыковед и педагог.
Маркус Филиппович, человек эмоциональный, истинный холерик, был таким преподавателем, от которого, может, и вздрогнули музыканты «Кремераты Балтики». Но Гидон Маркусович – после тех отцовских перепадов: от нежного терпения к взрывам гнева – похоже, стал «закалённым, как сталь». Кроме того, отцу удалось заразить сына своей целеустремлённостью и внушить, что стать лучшим – жизненно необходимо. Не последнюю роль тут сыграл личный пример. Скажем, постоянно слыша о том, что как отец на спор играл 12 часов подряд, Гидон твёрдо решил, что однажды сыграет хоть на немного, но больше 12-ти часов. И сыграл. При этом никакого чванства, никакой гордыни так и не обнаружил.
Зато обнаружил беспримерные прилежность, аккуратность и пунктуальность – он даже в школу неизменно приходил самым первым. «В юности мне хотелось всё уметь, всё сыграть, всё виртуозно исполнить – был такой азарт: чем труднее, тем интереснее. Отец иногда ругал меня за то, что я преждевременно брался за сложные вещи, он был уверен, что до 16 лет нужно заниматься преимущественно техникой, которую позже не исправить, и делать это нужно с помощью относительно простых произведений. А мне было неинтересно. Я и сейчас считаю, что не должен музыкант стремиться к одной только безупречной технике. Он должен, прежде всего, стремиться к самопознанию и индивидуальности…»
Гидон Кремер начал выступать с 18-ти лет, выходил на самые разные сцены: от сельских клубов до храмов. Он объездил бесчисленное множество городов и посёлков бывшего СССР, а потом – и все континенты. По сей день этот великий скрипач обычно месяцев по десять в году гастролирует.
И это, извините, не «чёс». Как раз напротив – Кремер, скорее, откажется выступать на потребу, предпочтёт обидеть устроителей, встретить непонимание, чем изменит себе. Кроме того, он ведь всякий раз, для каждого выступления ищет новые ключи даже к одному и тому же произведению. Придумать одну универсальную «отмычку» было бы, конечно, удобно, но ему это неинтересно. И ниже достоинства. Этот скрипач убеждён, что талант – великая ответственность, а призвание должно идти рука об руку с постоянной работой.
Когда Гидон Кремер рассказывает о своих скрипках, может показаться, что он говорит о своих женщинах, – о том, как увидел, как услышал её, какая она была восхитительна и совсем особенная, как она постепенно затмила в мыслях предыдущую и как часто он думал о том, чтобы она стала его…
А ещё больше поражают его теперешние выводы: мол, перепробовав столько разных скрипок, включая самые раритетные и самые современные, необычные, он понял, что не в инструменте дело. Всё дело в той музыке, что звучит в нём. Это он, музыкант – главный инструмент, а то, что мы привыкли называть инструментом – лишь ретранслятор, и, по большому счёту, неважно, какой у ретранслятора возраст, голос и т.п.
Что касается женщин, то Кремер ещё в 17 лет пришёл к выводу, что браки должны быть свободными – хотя бы потому, что человеку так трудно найти «того самого». По крайней мере, так он писал тогда в своих дневниках, которые потом цитировал в своих книгах. И юный Кремер решил, что ему любить обязательно нужно много, пусть даже и без взаимности – он был уверен, что именно так его чувства и сама способность чувствовать станут глубже, а это неминуемо отразится и на музыке. «Музы сменяли друг друга… Подлинных чувств было достаточно, но не меньше было и самообольщения…»
Кто знает, в чём тут дело, но в умении глубоко чувствовать Кремеру никак не откажешь, о нём говорят, что этот виртуоз словно бы умеет видеть сквозь ноты, умеет задавать себе вопросы, и отвечать на них. «С годами появляется желание играть только ту музыку, которая говорить о чём-то важном, ту, у которой есть смысл и глубина…»
А ещё он всегда – ещё со студенческих лет – выискивал что-то новое и интересное и знакомил с этим публику, немало произведений люди услышали впервые именно благодаря ему. То же – с открытием новых имён: если Кремер обратил на кого-то внимание – это лучшая рекомендация в современном музыкальном мире.
А теперь – слушайте музыку, ибо, как говорит порой Гидон Кремер: «Хватит слов, наговорил достаточно, теперь буду играть – пока силы есть…»
(Нашу подборку музыки Кремера можно послушать здесь)
Теги: гидонкремер, кремер