Нестеров жив

Автор Ирина Орлова в Июнь 8, 2017. Опубликовано Живопись, Художники

После фразы «не выдержал экзамены» рисуются почти трагические картины: студенты, которые не вынесли груза гранитных глыб всяческих наук, замученные экзаменационной горячкой. Но раньше такая фраза неизменно означала: не сдал экзамены, провалился. Причём, в случае с Михаилом Нестеровым возникает вопрос: а уж не нарочно ли он их не выдержал?

Ну, а почему нет? Вот представьте: всем в семье уже давно понятно, что Миша – прирождённый художник, а его отправляют из родной Уфы в далёкую Москву, да ещё и для того, чтобы поступать в училище техническое. Эх, папенька, папенька, а казалось, Вы сына понимаете. Зачем же одобряли его художественные наклонности, говорили добрые слова, поддерживали? Чтобы отослать учиться на инженера-механика? Ну, спасибо и на том, что отец не планировал передать Мише купеческое наследие, торговые дела, которыми и сам-то занимался с неохотой, предпочитая всему на свете чтение.

Однако есть большая вероятность, что причиной неудачи при поступлении стал не умысел, а слабые знания. Говорят, что этот 12-летний мальчишка, единственный сын любящих родителей был тогда в очень сложных отношениях с точными науками и иностранными языками, вот и не выдержал экзамены. Пришлось огорчённому отцу рассматривать другие варианты образования для наследника.

С другой стороны, а кто в этой семье не огорчал родителей, сопротивляясь планам относительно продолжения семейного дела? Ещё дед Нестеров – Иван Андреевич, важная фигура в Уфе XIX века – не только первый купец, но и городской голова, тоже ведь торговлей занимался потому только, что кормила она хорошо. А любил-то он музыку, литературу, театр – всей семьёй на спектакли ходили и домашние постановки устраивали. Гостей в доме Нестеровых перебывало множество, среди них и немало известных служителей муз. И, по большому счёту, стоило ли удивляться Ивану Андреевичу, что ни один из его четырёх сыновей купцом становиться не хотел. Только Василий поставил сыновний долг выше собственных желаний, женился на купеческой дочке Марье Ростовцевой и успешно продолжил семейное дело. В этом смысле он отца своего утешил, а вот касательно внуков – тут была большая беда.

Треть жизни, почитай, хоронили Василий Иванович и Марья Михайловна своих детей: восемь маленьких могил уже было на уфимском кладбище от семейства Нестеровых, когда родилась дочь Сашенька и, в утешение родителям, осталась жить на этом свете. Потом родилось ещё трое детей, и двое из них вскоре тоже отправились на погост. А тот мальчик, что появился на свет после Сашеньки – 155 лет назад, стал единственным сыном своих родителей, тем самым Михаилом Нестеровым, которому суждено было провалить экзамены в техническое училище и стать одним из самых известных русских художников.

Однако до двух лет немногие верили, что Миша выживет, таким он был слабым и болезненным. Сам Михаил Васильевич вспоминал: «Чего-чего со мной не делали! Чем-чем не поили! И у докторов лечили, и ведунов звали, и в печку меня клали, словно недопеченный каравай, и в снег зарывали – ничего не помогало. Я чах да чах. Наконец совсем зачах. Дышать перестал. Решили: помер. Положили меня на стол, под образа, а на грудь мне положили образок Тихона Задонского. Свечи зажгли, как над покойником. Поехали на кладбище заказывать могилку…» А когда вернулись с кладбища, ребёнок вдруг вздохнул и задышал в полную грудь и пошёл на поправку, и совсем здоровым стал.

Понятное дело, что к таким детям отношение особое, трепетное. Почти вся родня баловала Сашу и Мишу изо всех сил, кроме матушки, столько горя перенесшей да и по характеру своему весьма строгой и властной. Однако Михаил Нестеров говорил: «К моей матери я питал особую нежность, хотя она в детстве наказывала меня чаще отца и проявляла свою волю так круто, что, казалось бы, мои чувства должны были измениться. И правда, они временно как бы потухали, чтобы вспыхнуть вновь и потом возрасти с большей силой. Каких прекрасных, задушевных разговоров не велось тогда между нами! Мне казалось, да и теперь кажется, что никто никогда так не слушал меня, не понимал моих художественных мечтаний, как жившая всецело мною и во мне моя мать…»

С матушкой же были связаны многочисленные прогулки, в том числе, дальние, когда отправлялись они втроём – мама, Сашенька и Миша – к реке Белой, к её пойменным лугам, на Чёртово городище, к предгорьям Урала. Знать, уже тогда закладывалось видение будущего живописца, его восхищение природой и бескрайними просторами родины. А ещё особо воспоминал художник внимательную доброту отца, особенно когда тот прививал детям любовь к чтению или радовался новым рисункам сына, хорошо понимая, что дарование у того серьёзное.

Михаил невольно поставил крест на мечтах отца видеть отпрыска образованным инженером и пошёл учиться в обычное реальное училище, откуда через некоторое время родителям пришло письмо. Преподаватели (оказавшимися внимательными, неравнодушными людьми) сообщали Нестеровым о значительных успехах их Миши …в рисовании и о том, что было бы разумным отправить его в соответствующее учебное заведение. Папенька подумал-подумал и послал 15-летнего сына в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. И правильно сделал, ведь это не только позволило обрести Михаилу Васильевичу профессию, к которой у него было призвание, но и получить её в удивительной обстановке художественного братства. Московское училище было коллективом единомышленников, почти семьёй, да ещё и с отличными учителями, самым любимым из которых для Нестерова был Василий Григорьевич Перов.
Михаил Васильевич вспоминал: «Перов остановился против картины, все сгрудились вокруг него, я спрятался за товарищей. Внимательно осмотрев картину своим «ястребиным» взглядом, он спросил: «Чья?» Ему ответили: «Нестерова». Я замер. Перов быстро обернулся назад, найдя меня взором, громко и неожиданно бросил: «Каков-с!» — пошел дальше. Что я перечувствовал, пережил в эту минуту! Надо было иметь 17 лет, мою впечатлительность, чтобы в этом «каков-с» увидеть свою судьбу… Я почувствовал себя счастливейшим из людей!..»

Через три года, проведённых в МУЖВЗ, Нестеров решил ехать в Петербург, поступать в Академию художеств. «Академия!..» — с замиранием сердца думал наш герой, уж там-то!.. Но оказалось, что в питерском учебном заведении всё по-другому: официально, отстранённо, чопорно. Два года только и выдержал там Михаил, а потом вернулся в Московское училище и успел написать портрет находящегося уже на пороге смерти Перова. Последние два года учёбы, особенно финишная прямая, далась Нестерову нелегко, ценой большого напряжения и пошатнувшегося здоровья, но звание свободного художника он таки получил.

Год возвращения из Питера в Москву стал особенным в жизни Михаила Васильевича, потому что, поехав на лето домой, в Уфу, он увидел там ту, что завладела его мыслями и сердцем – Марию Мартыновскую, которую он вскоре назвал своей невестой. При первой же встрече он как зачарованный следовал за ней: «Смотря на неё, мне казалось, что я давно-давно, ещё, быть может, до рождения, её знал, видел. Такое близкое что-то было в ней. Какое милое, неотразимое лицо, говорил я себе, не имея сил отойти от незнакомки. Проходил, следя за ними, час-другой, пока они неожиданно куда-то скрылись и я остался один, с каким-то тревожным чувством…»

Эта девушка – первая любовь, сильнейшее впечатление в жизни – станет причиной первых за долгое время ссор Нестерова с родителями. Смирившись с профессиональным выбором сына, они ни за что не хотели смириться с его выбором супруги. И тогда Михаил пошёл против их воли, отказался от родительских денег и женился на Маше. Их свадьба была более чем тихой и скромной, но вспоминалась как нечто громогласное, сияющее, дарящее восторг. Маша и Миша поселились в маленьком домике в бедном районе и стали с радостью делить бытовые трудности. Впрочем, основные заботы по дому, конечно, ложились на плечи молодой жены, поскольку Михаил заканчивал учение, добивался звания классного художника и при этом изо всех сил старался заработать денег для семьи, взявшись за труд иллюстратора. Подсчитано, что лет за 5 он создал около тысячи рисунков для разных журналов и книг, включая сочинения Пушкина, Гоголя, Достоевского, Мельникова-Печерского. Иногда он и сам увлекался, но в целом эту работу Нестеров считал страшно утомительной. Он так много работал, что порой жена, чувствуя себя одиноко, говорила ему с шутливым упрёком: «Ты, Мишенька, не мой, ты – картинкин…»

Но появлялись и портреты любимой, создавать их для счастливого мужа было занятием упоительным. До неё женщин почти не встречалось на его картинах, или же их образы были незначительными, но с Маши началось то, что в итоге станет одним из важнейших составных творчества Михаила Васильевича и получит название «нестеровская женщина». К сожалению, не только счастливая семейная жизнь станет причиной этому, женский образ закрепится в картинах Нестерова как способ вспомнить любимые черты, высказать тоску по Маше, которая, родив дочь Оленьку, почти не приходила в себя и через два дня угасла. Недавно обретённое огромное счастье растаяло, как и не было его, время наступило горькое, страшное. «Как пережил я те дни, недели, месяцы?..» — недоумевал потом Михаил.
Он, конечно, ещё не знал, что беда эта – не последняя. Что дочь Оля будет много и тяжело болеть – в детстве чудом останется живой после скарлатины, а в молодости перенесёт трепанацию черепа, и почти всегда будет такой тоненькой, хрупкой, «полупрозрачной»…

Что появится у него новая возлюбленная – Юля Урусман, которая родит ему детей Веру и Федю, но сына придётся однажды отнести в маленьком гробике на кладбище, а Юлю доведётся Нестерову обидеть внезапным расставанием, когда он встретит Екатерину Васильеву, которая станет его второй женой. Всю жизнь Михаил Васильевич будет винить себя за то, что с Юлией «жил во грехе» и за то, что оставил её. Хотя поддерживать не перестанет и будет общаться и с неё, и с дочкой Верой, и с внуками.
Во втором же браке появится трое детей – Наташа, Настя и Алексей, но Настеньку тоже придётся хоронить, не отметив и года с её рождения. А Алексею суждено будет умереть в один год с отцом, когда Михаилу Васильевичу исполнится 80, а его младшенькому только 35. А сколько бед принесёт Нестеровым послереволюционная эпоха, особенно 30-ые годы…
С самой первой бедой справиться помогли родители, которые, теперь-то сожалея о плохом отношении к Маше, взяли к себе внучку, чтобы сын мог уйти в творчество да съездить за границу. Михаил, искренне влюблённый в русскую природу, за рубеж особенно и не стремился, но развеяться не помешало бы. Тем более, состоялось большое событие: сам Третьяков купил картину Нестерова «Пустынник». Полученных денег вполне хватило на поездку, и наш герой побывал в Австрии, Италии, Франции, Германии, природа и искусство которых произвели на Михаила Васильевича сильнейшее впечатление. «Я и теперь дивлюсь, как моё молодое сердце могло тогда вместить, не разорваться от тех восторгов!..» Из художников сильнее всего его поразили французские – особенно Бастьен-Лепаж и Пюви де Шаванн, а пейзажи заворожили итальянские.

Но, как это ни удивительно, Нестеров всё равно остался преданным поклонником российской природы, особенно весной и осенью, и его несколько сдержанные, прохладные пейзажи – непременная часть большинства работ – гораздо больше, чем просто фон. «Однажды с террасы абрамцевского дома совершенно неожиданно моим глазам представилась такая русская осенняя красота. Слева холмы, под ними вьется речка. Там где-то розоватые осенние дали, капустные малахитовые огороды, справа – золотистая роща. Лучше и не выдумать… Хотелось так написать осень, чтобы слышно было, как журавли кличут высоко в небе…» Недаром Александр Бенуа назвал такие работы Михаила Васильевича «целой поэмой северного леса».

А как поразили Нестерова виды, открывшиеся ему летом 1901 года, когда он поехал на Соловки! Причём, скоро он понял, что там лучше всего писать …ночами. Белыми ночами. «День на Соловках был короткий, немощный, бледный, зато с вечера, часов с 10-11 и до утренней зари – часов до 3-х – было очень удобно работать красками…» В Соловках не только природа, но и местные обитатели приковали внимание художника, населив его полотна характерными образами монахов, старцев, святых.

Многие подобные картины Нестерова стали как бы жанровым слиянием бытовой живописи (или исторической) и иконописи. Он вообще – яркий пример художника, который создал свой собственный, всегда узнаваемый стиль, впитав веяния своей эпохи. Что касается религиозных мотивов, то они заняли куда больше времени и сил, чем можно догадаться, если судить только по картинам. Ведь в общей сложности больше 22 лет жизни Михаил Нестеров отдал на создание церковных росписей храмов в разных городах – в Киеве, в Сумах, в Москве, в грузинском Абастумани…

После революции наступил для Нестерова тяжёлый во всех отношениях период. Идеи большевиков были ему чужды, но покинуть Родину – этого он даже представить не мог. Правда, в 1918 его семья решила уехать на Кавказ, надеясь, что там будет спокойнее и сытнее. Но в Армавире Михаил Васильевич тяжело заболел и даже часто не был в состоянии работать, а ведь он, хотя бы понемногу, работал всегда. Через два года было решено возвращаться в Москву, где Нестеровы обнаружили, что их дореволюционная квартира на Новинском бульваре разорена. Тогда старшая дочь Ольга приютила отца у себя, и комната, которую ему выделили, стала одновременно кабинетом, спальней, мастерской, где он писал портреты и хранил картины, которые во множестве стояли у стен, завёрнутые в ткань. Если были силы и настроение, то иногда Нестеров уходил куда-нибудь на этюды.

Потом пришлось много ходить по другому поводу и писать совсем не картины, а прошения. В годы репрессий главным занятием знаменитого художника стали попытки спасти родных. Ведь в 1937 на его глазах арестовали старшую дочь и её мужа, и отправили в лагерь, откуда Ольга Михайловна вернулась спустя годы инвалидом, а мужа другой дочери – Натальи – расстреляли. И самого Нестерова в 1938 году отправили в Бутырскую тюрьму, правда, только на две недели, потом отпустили.
А в 1941 году власти бросились в другую крайность – стали осыпать художника милостями: присудили Сталинскую премию за портрет физиолога Павлова, дали звание заслуженного деятеля искусств РСФСР и орден Трудового Красного Знамени – это уже незадолго до смерти.

У Михаила Нестерова было два любимых времени года – весна и осень. Вот и родился он весной, а умер осенью.

Впрочем, относительно смерти сам он говорил, что если спустя десятилетия люди ещё будут смотреть на его картины, и картины эти будут ещё что-то значить для людей, значит, Нестеров жив.

(Текст: Алёна Эльфман; главное изображение: Михаил Несторов “Автопортрет”; нашу подборку картин Нестерова можно посмотреть здесь: vk.com/gdekultura)

Теги: gdekultura_люди, аэльфман, где культура, живопись, жизнь, михаилнестеров, нестеров, художник

• Next
• Prev