Главное – начать говорить
В феврале 2017 года вышла автобиографическая книга Анны Старобинец «Посмотри на него», мощное высказывание на важную тему, которую в России принято замалчивать. В июле 2018 режиссер Роман Каганович на проекте #Скороход_Генерация показал эскиз спектакля «Посмотри на него» в инсценировке Марии Огневой.
Фото площадки «Скороход»
В книге «Посмотри на него» впервые для нашей страны так громко прозвучала тема потери ребенка и аборта на поздних сроках по медицинским показаниям. Откровением стало и проговаривание связанных с этим переживаний – мучительности выбора (прерывать беременность или донашивать обреченного ребенка) и боли утраты, усугубленные отсутствием в российской медицине минимальных этических норм специально для таких ситуаций.
Вокруг книги Старобинец и ее номинации на премию «Нацбест» полыхал большой скандал. Критики обеспокоились, в частности, психическим здоровьем читателей, но травмируют всё же определенные стороны российской действительности, описанные в романе, а не сам текст. Тема абортов в российском информационном пространстве неистово проблематизируется. Муссируется чувство ответственности и вины исключительно женщины. В литературе и кино этой темы почти нет, на ум приходят только роман Людмилы Улицкой «Казус Кукоцкого» (2001 г.) и… «Третья Мещанская», фильм по сценарию Шкловского, снятый в 1927 году. В общем, аборт – это нечто постыдное, за что несет ответственность только женщина. Это выпадение из стройной российской демографической политики.
Анна Старобинец показывает, что на безличном институциональном уровне аборты по мед. показаниям выведены за черту нормальной медицинской практики: их делают в строго определенных больницах, а донашивать беременность в платных или государственных клиниках почти невозможно – там «такими вещами» не занимаются. На уровне отношений «врач – пациент», то есть на уровне в том числе и эмоций, «такие вещи» подчинены страданию и осуждению.
Однако тема книги не ограничивается только страданием, болью и фактами бесчеловечного поведения некоторых российских медицинских работников. В ней есть так же пример того, как и в каких условиях осуществляется прерывание беременности на позднем сроке в Германии; как Анна справлялась с паническими атаками без помощи квалифицированных профильных психологов (которых у нас нет); есть примеры того, как для человека (взрослого и еще не рожденного) не находят человечности, и того, как правильно вести себя с другим своим ребенком, который задает вопросы. И очень важно, что есть портрет мужчины – мужа Анны, который постепенно приходит к пониманию и полной поддержке своей жены. Старобинец из ряда объективных причин делает вывод, почему мужчины уходят от женщин, столкнувшихся с такими же или подобными «женскими» проблемами. Всё это не вошло в получасовой эскиз, как и эпизод, поясняющий название «Посмотри на него» – героине нужно посмотреть на своего мертвого ребенка, чтобы воображение из-за неизвестности не рисовало жутких портретов.
Да, эта книга – тяжелое чтение, но прочитать ее нужно, потому что ее суть – терапия для переживших подобное горе; обнажение изживших себя, неэтичных составляющих российской медицинской системы; и, наконец, прививка эмпатии всем нам. Анна несколько раз повторяет в книге свое желание о прикладном, практическом смысле своего текста. Она писатель, и слово – ее сфера воздействия, только так она может как-то изменить сложившиеся нормы. Театр быстро принимает эстафету и отвечает на запрос «говорить» эскизом к спектаклю.
Фото площадки «Скороход»
Почему книга Старобинец и режиссер пока еще говорят о разном
Роман Каганович, идейный вдохновитель и режиссер театра (Не)нормативной пластики, постоянный участник режиссерских лабораторий. Их особенность – эскизная форма подачи материала. Театральный эскиз – поиск сценического языка, обычно короткий (иногда до 1-2-х дней) репетиционный период и концентрированность смыслов на небольшой временной отрезок. В начале июля этого года (летняя режиссерская лаборатория Городского театра) Каганович представил еще один эскиз – «Ленинградская оборона». Под агрессивный барабанный бит из-под земли восстают убитые солдаты, разлетаются земляные клочья, чернозем забивает ноздри – Каганович дает зрителям ощутить выражение «сыра земля» – там воздействуют запахи, шумоподобный бой барабанов, мелькающий свет; и чем дальше, тем сложнее воспринимать быстро проговариваемые слова и их смысл, а остается только пульс действия, перебивающий сердечный ритм зрителя. Эскиз «Посмотри на него» – работа не менее ошеломляющая, выбивает дух, как удар в солнечное сплетение, здесь даже используются эксцентрические приемы, но все-таки эта работа – тоньше. Она так же состоит из запахов, но эти, в основном, – обман обоняния. Зрители видят врачей в медицинских халатах, женщину на каталке, видеопроекцию багрового УЗИ, и мозг, обманутый образами, непроизвольно воссоздает характерные больничные запахи. Реален только затхлый запах тряпки в руках расчеловеченной больничной уборщицы (актер Антон Леонов) и брызги грязной воды, летящие в зрителей. И в этом эскизе слова изредка пропадают в каком-то гуле, но их смысл настолько тяжел, что продавливает шум и догоняет зрителя. Тема диктует психофизиологический подход к материалу.
Задача инсценировки была решена заранее: Мария Огнева прочитала книгу, оценила ее сценичность и написала пьесу, сохранив 98% оригинального текста. Со слов Кагановича, он отбил драматурга с ее инсценировкой у другого режиссера и взялся за постановку. С этого момента право дальнейшей работы над текстом и интерпретацией стало принадлежать мужчине, и это важно – как взгляд с другой стороны. «С точки зрения мужчины это может быть еще интереснее, потому что мы совсем не в теме», – говорит Роман на обсуждении после показа. Вместе с этим создается буфер для сентиментальности и излишней эмоциональности. Показательно, что мужчина (актер Виталий Гудков) зачитывает монологи женщин с форумов. Это воспроизведение без излишнего эмоционального подключения сильнее экспансивности (по задумке режиссера, актер все-таки не полностью отключил эмоции, особенно когда читал «проповеди» вслед за «исповедями»).
Театральное прочтение доводит до предела мотив раздваивания героини на переживающую и отстраненную (эмоциональную и рациональную, если угодно), ее роль исполняют две актрисы – Анна Донченко и Анна Кочеткова. Одна проживает момент, другая наблюдает за происходящим со стороны; в зависимости от ситуации они сменяют друг друга. В самые экспрессивные моменты происходит их «слияние» в одну сущность. Не было ощущения, что за одной актрисой закреплено одно состояние, за другой – другое. Но то, что за Донченко – больше драматической составляющей, а пластическая отдана Кочетковой – несомненно.
Абстрактные образы двух врачей в противогазах (актеры Геннадий Алимпиев и Александр Лушин) сносят границы документального материала. Они – порождения инфернального, два черта из табакерки, а не рабочие механизмы репродуктивной медицины, как можно понять из книги. На мгновение один доктор вовлекает зрителей в свою жестокую игру. Амфитеатр «Скорохода» реконструирован – зрительские места возвышаются с двух сторон сценической площадки и лестницей уходят под потолок. В этой игре они напоминают университетские поточные аудитории, где студентам-медикам демонстрируют патологию плода на неодушевленном учебном пособии – беззащитной женщине, распятой в условном гинекологическом кресле. Зрителям предлагается почувствовать себя бессловесной группой интернов, свежей кровью, которая скоро вольется в вену этой мракобесной «медицины».
Не нашел продолжения в эскизе показанный в начале действия видеофрагмент песни «Пока-пока-покачивая…» из «Трех мушкетеров». Вероятно, это намек тем, кто читал книгу, на то, что в будущем спектакле эта первая сцена эскиза станет сильным эмоциональным моментом. Может, отголоски этой песни должны звучать в головах зрителей, в то время как врач диагностирует патологию плода, и на этом диссонансе вызвать острую эмоцию? Или это прямое переложение переживаний героини на зрителя, не способ сопереживания, но способ зрительского вживания?
Наличие вопросов без ответов говорит о том, что пока образ не считывается. Кстати, с афиши из-за вынутого кирпичика кафельной плитки с плутовской улыбкой выглядывает лицо Боярского-Д`Артаньяна. Выглядит пугающе.
Сама тема и изначально взятая интонация эскиза не подразумевают легкости. Как и вставок гэгов. Эпизод с уборщицей и бахилами, гипертрофированная, издевательская эротика танца с унитазом – это заведомо не смешно, это страшно. Весь фрагмент постановки до него словно бы готовит зрителей к этой эмоции. Здесь сталкиваются живой человек и человек-функция. На фоне масштабности, глобальности беды, выросшей перед героиней, это не может быть юмористической вставкой для снижения градуса, и таковой не является.
Тема «Посмотри на него», и спектакля, и книги – очень травматична, она будет вызывать в зрителях все травматические воспоминания – вне зависимости от причины и степени этой травмы. Режиссерский подход к подаче истории через фантасмагорию можно воспринять и как способ амортизировать болезненность истории, и как способ передать в своей полноте кошмар ситуации, в которой оказалась героиня, с помощью театральных возможностей.
В первой части книги Анна описывает всё, с чем она столкнулась, с документальной точностью, не боится откровенно говорить о своих эмоциях, которые она испытывала в каждой конкретной ситуации (даже однажды признается в зависти к «беременюшкам», которые родят здоровых детей). Возможно, эта щепетильная документальность и есть то единственное, что позволяет читателю пройти вместе с героиней весь путь. Выбранный Романом Кагановичем подход дает иной угол зрения, уводит зрителя от повседневности. Вместе с ней уходит и ожидаемое средство эмоциональной связи со спектаклем.
Она намечается в двух эпизодах. В сцене самобичевания героини происходит узнавание, можно ассоциировать себя с ней, и вот где одновременно смешно, страшно и грустно: «Это я виновата. Я сказала однажды, что его не хочу. Это было где-то в восемь недель. Наверняка как раз на стадии формирования почек». Другой такой возможностью становится эпизод, в котором звучит ария Иисуса в Гефсиманском саду «I only want to say» из «Jesus Christ Superstar». Голос Иэна Гиллана, мягкий сценический свет, пластика актеров – всё это было о хрупкости человека, о тонкости душевных переживаний и боли, которые остаются, когда глобальные ощущения кошмара и нереальности происходящего уходят на второй план. Этот фрагмент был одним из двух возможных финалов эскиза, показанных зрителю. Если он будет в конечном счете отметен, спектаклю все равно потребуются сцены, создающие возможность эмоционального подключения публики к происходящему.
Альтернативный конец эскиза – рэп о почках, так возмутивший некоторых зрителей, действительно несколько чужероден стилистике постановки в целом. Он как будто расширяет тему с абстрактными докторами, только непонятно зачем. Сам текст рэпа, циничный в контексте реальной истории, и факт его читки на удивление не вызвали отторжения. Этот поворот можно воспринимать как один из векторов, по которому пойдет развитие спектакля, или как тот, который нужно будет отсечь – это решать режиссеру.
Фото площадки «Скороход»
По словам Кагановича, тема этой его работы – неэтичные российские врачи. В ходе обсуждения создатели эскиза говорят о российской медицине в целом, и в дело как аргументы идут личные истории о любых негативных взаимодействиях с российскими врачами. Но эта позиция легко теряет свою остроту ответными воспоминаниями о том, как врачи спасли кому-то жизнь, как они умеют заботиться о своих пациентах. И мы, обе, написавшие этот текст, можем припомнить говорящие сами за себя примеры как для одной позиции, так и для другой. Но речь не о качестве российской медицины и не о хрестоматийном противостоянии «российское – западное». Так же как цитаты с форумов в книге выбраны из тем об абортах по медицинским показаниям на поздних сроках, а не из обсуждений неэтичности врачей.
Роман Анны Старобинец стал таким острым, потому что ударил точечно по целому сплетению социальных проблем. Нашел одно из самых больных мест и вложил в свой удар не только личные переживания, но и системную картину – в одной узкой области. Старобинец делится своим опытом выпадения из рутинной работы репродуктивной медицины. Как больно и страшно за пределами нормальности и как в России ничего не сделано для того, чтобы женщинам, услышавшим смертный приговор для своего еще не родившегося ребенка, можно было чувствовать себя всё теми же человеческими существами. Для выпадения из системы Старобинец нашла очень подходящую метафору: подвал с крысами, «черное акушер-гинекологическое подпространство».
«Все эти клиники. Они не для крыс. Пусть крысы уйдут через черный ход. Пусть крысы копошатся в подвале. Через парадный заходит та, что ждет малыша. Через парадный заходит будущая мама. А я уже никого не жду. Я просто крыса. И мое будущее прописано в инструкциях санэпидемнадзора. Это целый мир. Это войска крысиного короля, проигравшие бой. Изувеченные, истекающие кровью, отступающие с шипеньем и криком в свои подземные норы…»
Обсуждение эскиза выявило, насколько легко потерять фокус этой проблемы. Постановка «Посмотри на него» может обернуться огульной критикой российской медицины как таковой. Хочется предостеречь и создателей спектакля, и зрителей от этого пути.
Но независимо от того, насколько четким будет фокус на теме романа в будущем спектакле (надеемся, что спектакль будет), режиссеру и всей команде нужно запастись аргументами и быть готовыми к серьезному обсуждению, даже, как показала практика (почти полуторачасовое обсуждение эскиза), к обороне.
Текст: Юлия Войтюк, Анна Городянская
Фото: предоставлены организатором
Теги: gdekultura_наши отчеты, Анна Старобинец, где культура, площадка Скороход, Посмотри на него, рецензия, Роман Каганович