22 ноября не стало Дмитрия Хворостовского.
А ведь всего лишь чуть больше месяца назад был праздник — отмечали 55-летие этого выдающегося певца. Ещё совсем недавно он, ведущий борьбу с раком мозга больше двух лет, говорил: «Я занимаюсь каждый день, преодолевая трудности и сомнения: смогу ли я вновь начать работать? И говорю себе: СМОГУ! Я ещё пока не сдаюсь. Сегодня для меня каждое выступление перед публикой – лакмусовая бумажка, проверка себя, своего голоса…»
«В первый день съёмок я слышал, как операторы, не скрываясь, решали, какой ракурс укоротит в кадре мой нос и вообще что со мной делать. А когда я уходил и случайно выронил из кармана монетку в один цент, кто-то поднял её и жалостливо протянул мне: “Возьми, малыш, боюсь, тебе может пригодиться…”»
Поэзия не развлечение и даже не форма искусства, но, скорее, наша видовая цель. Если то, что отличает нас от остального животного царства, — речь, то поэзия — высшая форма речи, наше, так сказать, генетическое отличие от зверей.
Почему мы навсегда ограничили себя пятью чувствами? Почему мы не можем когда-нибудь развить шестое? Или восьмое? Или двенадцатое? Разве мир не стал бы тогда совсем иным?Допустим, что с развитием шестого чувства уже исчезло бы понятие времени. Или пространства. Или смерти. Или страдания. Или морали. И уж, наверное, изменились теперешние понятия о том, что такое жизнь.
Однажды – несмотря ни на что – он почувствует, как развалится на части его прочный каркас; и когда он захочет ощутить каждое из своих сочленений, у него уже ничего не получится. Он поймёт, что у него больше нет определенной, точной формы, и сумеет смириться с тем, что потерял своё совершенное анатомическое устройство двадцатипятилетнего человека и превратился в бесформенную горсть праха, без всяких геометрических очертаний. В библейский прах смерти.
Может быть, тогда его охватит лёгкая тоска – тоска по тому, что он уже не настоящий труп, имеющий анатомию, а труп воображаемый, абстрактный, существующий только в смутных воспоминаниях родственников. Он поймёт, что теперь будет подниматься по капиллярам какой-нибудь яблони и однажды будет разбужен проголодавшимся ребенком, который надкусит его осенним утром.
Мой психотерапевт однажды сказал мне: «Микки, ты ведь не в Средневековье живёшь. Тебе не обязательно ходить всюду в доспехах и с кучей оружия…»
(с) Микки Рурк.
Он стал заметной фигурой в Голливуде. Его называют своеобразным отражением современного мира, со всеми пороками и добродетелями, достоинствами и недостатками. И этому «отражению» на днях исполнилось 65 лет.
«Публика в зале рыдала и бесновалась. Это был один из самых крупных моих успехов на сцене!..» — оценил свой балетный дебют Мстислав Ростропович. «Балетный?» — спросят те из вас, кто не в курсе. И мы ответим: именно! В 1990 году этот выдающийся виолончелист, пианист, дирижёр, благотворитель, общественный деятель — словом, этот человечище на один вечер превратился… в балеринищу.
Вот как Мстислав Леопольдович сам рассказывал об этом:
«Скрипач Айзек Стерн, флейтист Жан-Пьер Рампаль и я очень дружили и всегда играли друг у друга на юбилеях. Однажды мне позвонили и сказали: «Готовится празднование 70-летия Айзека Стерна в его родном Сан-Франциско. Происходить всё будет в парке, на открытой площадке. Мы просим вас приехать». И тут мне сразу пришла в голову одна идея.
Как оценить степень утраты? Утрата всегда невосполнима. Тем не менее, потеря приобретает максимальные масштабы, если речь о ком-то близком, о ком-то очень талантливом или очень молодом.
Дмитрию Когану не исполнилось и 39-ти.