Ольга Делла-Вос-Кардовская
Для многих её имя становится открытием, потому что теперь порядком подзабыто. А ведь Ольга Делла-Вос поступала в Академию Художеств, прокладывая дорогу следующим поколениям художниц, когда Зиночке Лансаре (в будущем – Серебряковой) было ещё лет 10-11. Не секрет, что в то время желание женщины получить образование принято было считать, в лучшем случае, бессмысленным: «Ну что это, ну зачем ей это? Где она найдёт применение этому своему образованию? Разве в домашнем обучении детей…» И такое мнение распространялось даже на изобразительное искусство.
Если у Зиночки Лансаре предки были из обрусевших французов, то у Ольги Делла-Вос – из обрусевших испанцев. Если у Зиночки в родне было немало людей искусства, то родные Ольги всё больше подвизались в технической области да на госслужбе. Так что её талант возрос не на «богатой ниве» наследственных черт и склонностей, а сам по себе. К счастью, родители не видели ничего плохого в том, что дочь рисует, поэтому лет с 14-ти она занималась в художественной студии, руководитель которой в итоге настойчиво посоветовал ей отправиться в Петербург и продолжить занятия живописью. Учитель считал, что Ольге прямая дорога – в Академию Художеств.
Трудно сказать точно, исполнилось ей 20, когда она приехала в Питер, или ещё нет. Дело в том, что по одним данным в нынешнем году – 140-летие со дня рождения этой художницы, по другим – юбилей был два года назад. Ну, да и пусть их, эти цифры и даты. Что нам они, в конце концов? Мы же – не Пенсионный фонд. Зато мы можем сказать, сколько тогда человек поступало в Академию. Сто! Сто молодых людей тоже сочли, что им прямая дорога – именно в это прославленное учебное заведение. И – оцените уже происходящие в обществе изменения! – двадцать пять из этих ста были девушками.
Натерпелись они, конечно, за время поступления – и от абитуриентов другого пола, и от студентов академии, некоторые из которых считали своим долгом понасмехаться над нервничающими претендентами, особенно над девицами, которым отчего-то дома не сиделось. Досталось и Ольге. В ней так и вскипала кровь гордых испанских предков, но она, проявив завидное самообладание, продолжала трудиться над экзаменационной работой. И что же? Девица Делла-Вос, Ольга Людвиговна стала в тот год единственной из абитуриентов в юбках, кто получил право учиться в Академии Художеств. Её работу похвалил сам Илья Репин, в студии которого Ольга стала заниматься спустя время. И в той же студии она повстречала своего суженного.
Портрет мужа, Д. Н. Кардовского
У суженного был орлиный профиль – почти как у какого-нибудь испанского гранда, и фамилия, от которой тоже веяло испанским – Кардовский. В том смысле, что «Кардовский» очень похоже на «кордовский», то есть имеющий отношение к Кордове – древнему городу у знаменитой реки Гвадалквивир в жаркой Андалусии. Особенно если учесть, что специалисты полагают «а» в этой фамилии более поздней трансформацией. Ну, да ладно отправим пока этимологию вслед за цифрами и датами, не столь существенными сейчас.
Дмитрий Кардовский и Ольга Делла-Вос обвенчались. Закончила ли наша героиня обучение в Академии или самую малость не доучилась – тут источники тоже утверждают разное. Однако куда важнее этого, что после свадьбы она обрела не только удлинившуюся и усложнившуюся фамилию (Делла-Вос-Кардовская), но и единомышленника в лице любимого супруга. Дмитрий Николаевич – и сам выдающийся художник – хотел, чтобы Ольга Людвиговна продолжала развивать своё дарование, он не собирался запереть жену дома, повелев следить за хозяйством и отпрысками.
Супруги много вместе работали и путешествовали: пожили в Мюнхене, побывали в Крыму, Швейцарии, Италии. Работы Ольги, которая в своё время стала и преподавателем, и одним из основателей Нового общества художников, с успехом экспонировались на выставках в разных городах России и зарубежья.
Девочка с васильками (Катя)
Маленькая женщина (Катя)
Катя Кардовская
Что касается отпрысков, то Катенька у Дмитрия и Ольги родилась в Мюнхене, куда молодые уехали вскоре после свадьбы. Дочь удалась на славу – тоненькая, хорошенькая, талантливая. Даже её подружки писали потом в воспоминаниях, что хоть и любили милую Катю, а всё же завидовали – за рисунки её все хвалили, на рояле она играла превосходно, портрет Кати, сделанный её отцом, гимназистки встречали в хрестоматии, а портрет, написанный её матерью, висел в музее. Дочка вообще была для Ольги Людвиговны любимой моделью, её портреты, если позволено будет так сказать, пропитаны нежной любовью матери.
Однако дочь принесла родителям и беспокойство. В Петербурге, где жили Кардовские, Катя то и дело болела. Добрые люди подсказали, что надо сменить климат, но далеко ехать не обязательно – попробуйте, мол, для начала Царское село.
Семья переехала на «царкосельские квартиры» и, не считая времени, проведённого в поездках за рубеж, прожили они там почти 10 лет. И думается, хорошо прожили: растили Катю (ей без питерской сырости скоро стало гораздо лучше), гуляли по парку, катались на велосипедах, выходили на пленэр, много и плодотворно работали – Дмитрий Николаевич всё больше над книжной графикой, а Ольга Людвиговна в основном занималась живописью и преподавала, но и иллюстрации тоже уже начала делать.
Портрет Николая Гумилёва
Царскосельский период, кроме прочего, принёс Кардовским и немало приятных знакомств с интересными творческими людьми, которые с удовольствием бывали в их гостеприимном доме. Вот и Николай Гумилёв, вернувшись из очередного странствия и услышав от своей матушки о замечательных супругах, поселившихся рядом, захотел их немедленно увидеть. В итоге поэт и художники стали общаться часто и очень тепло.
«Мысль написать портрет Николая Степановича пришла мне ещё весной. Но только в ноябре 1908 года я предложила ему позировать. Он охотно согласился. Его внешность была незаурядная — какая-то своеобразная острота в характере лица, оригинально построенный, немного вытянутый вверх череп, большие серые, слегка косившие глаза, красиво очерченный рот. В тот период, когда я задумала написать его портрет, он носил небольшие, очень украшавшие его усы…»
Свой портрет Гумилёв в целом одобрил, правда, просил, чтобы глаза всё же поправили. Но Ольга Людвиговна была убеждена, что это изменило бы всё выражение лица, и настояла на своём. Позднее Гумилёв написал ей такие строки:
* * *
Мне на Ваших картинах ярких
Так таинственно слышна
Царскосельских столетних парков
Убаюкивающая тишина.
Разве можно желать чужого,
Разве можно жить не своим…
Но и краски ведь тоже слово,
И узоры линий — ритм.
К слову, Дмитрий Кардовский сделал обложку для сборника стихов Гумилёва «Жемчуга». А Гумилёв познакомил Делла-Вос-Кардовскую с женщиной, которая стала моделью для одной из самых лучших работ Ольги Людвиговны. Анна Ахматова, как только появилась в доме Гумилёвых в качестве жены Николая Степановича, перетянула на себя всеобщее внимание. Художники тоже были под впечатлением от этой необыкновенной женщины. Но за портрет Ахматовой уже профессор живописи Делла-Вос-Кардовская взялась только в 1914 году, когда грянула Первая Мировая, когда Гумилёв был на фронте, а тревожащаяся Анна Андреевна стала чаще заходить к друзьям-художникам.
Когда картина была завершена, Ахматова написала автору портрета, что стал одним из самых знаменитых её изображений:
* * *
О, не вздыхайте обо мне,
Печаль преступна и напрасна,
Я здесь, на сером полотне,
Возникла странно и неясно.
Взлетевших рук излом больной,
В глазах улыбка исступленья,
Я не могла бы стать иной
Пред горьким часом наслажденья.
Он так хотел, он так велел
Словами мёртвыми и злыми.
Мой рот тревожно заалел,
И щёки стали снеговыми.
И нет греха в его вине,
Ушёл, глядит в глаза другие,
Но ничего не снится мне
В моей предсмертной летаргии.
Да, тяжёлый был период, для многих тяжёлый, даже для признанных живописцев. Вот, к примеру, Ольге Людвиговне Первая мировая помешала в профессиональном плане – только её избрали членом Интернационального института живописи и литературы в Париже, только в связи с этим попросили прислать картины для Парижской выставки… Но какое уж тут «прислать», когда война.
Портрет Анны Ахматовой
И кто бы мог тогда подумать, что совсем скоро придут времена куда тяжелее. Революция перечеркнула и заставила померкнуть даже эпохальное событие в истории Академии Художеств, да, пожалуй, и искусства вообще.
В начале 1917 года обсуждали традиционную ежегодную повестку – кого выдвигаем на звание академиков? Однако всю традиционность разрушил тот факт, что среди кандидатов впервые было четыре женщины (включая Ольгу Делла-Вос-Кардовскую и Зинаиду Серебрякову). Лица некоторых академиков кривились, а один даже не постеснялся выступить, заявляя, что со времён Екатерины II (читай, никогда) не было такого, чтобы бабу – да в академики. Не знал, что ли, тот академик историю своей Академии? Не знал о француженке Мари-Анн Колло, которая вместе со своим учителем Этьеном Фальконе работала над знаменитой конной статуей Петра I, известной как «Медный всадник»? Эта самая Мари-Анн так угодила императрице многочисленными портретами Екатерины и её придворных, а также головой Петра для упомянутого памятника, что государыня повелела сделать француженку академиком.
И вот – не прошло и полутора веков, как снова кандидатуры женщин одобрили. Однако из-за грянувших революционных событий фактическими академиками дамы тогда не стали.
Портрет К. Чуковского
А семья Кардовских сочла за благо уехать из пылающего революцией Питера и его окрестностей, но не так далеко, как иные. Эмигрировать художники не стали, поселились в Переславле-Залесском, где у Дмитрия Николаевича было имение. Ну, имением они, конечно, по-настоящему владеть уже не могли, но обошлось без показательного раскулачивания, без страшного голода, без репрессий, хотя Кардовский-то был из дворян.
Им вообще, по сравнению со многими, здорово повезло, даже работу Кардовские не прекращали – от создания собственных картин до преподавания в местных художественных кружках и студиях. Были и выставки в Переславле-Залесском, было создание Краеведческого музея, где Ольга Людвиговна с мужем многое сделали для сохранения памятников искусства и старины.
То ли в 1922, то ли в 1924 году Делла-Вос-Кардовскую известили об избрании её не в академики, но в профессора Академии Художеств. Вскоре супруги переехали в Москву и продолжили довольно активную профессиональную деятельность. Там им даже устраивали совместную юбилейную выставку.
В Москве же их застала война, и в 1942 Кардовские вернулись в Переславль-Залесский, где на следующий год Дмитрий Николаевич, которому было уже 76, скончался. К слову, у него к тому времени уже лет семь была парализована левая рука, что, несомненно, говорило о серьёзных проблемах со здоровьем, но работал он, как и все настоящие художники, до последнего дня.
А Ольга Людвиговна, похоронив супруга и пережив войну, приехала в Ленинград, где и прожила ещё около семи лет, о которых, к сожалению, мало что известно. А в 1953 в память о живописце с запоминающейся фамилией и ярким талантом в Научно-исследовательском музее Академии художеств СССР прошла большая выставка.
В лесу
Солнечный день
(Картина в заголовке: Ольга Делла-Вос-Кардовская. Автопортрет.)
Теги: gdekultura_люди, аэльфман, где культура, ДеллаВосКардовская, живопись, ОльгаДеллаВос, серебрякова, судьбахудожника, художник