Евгений Миронов
Однажды, когда он был ещё студентом, к нему подошла Мария Владимировна Миронова – мать знаменитого артиста Андрея Миронова, и строго, где-то даже с упрёком, сказала: «Миронов может быть только один!»
Но жизнь показала, что в истории кино и театра вполне может найтись место, по крайней мере, для двух талантливых Мироновых.
Евгений Миронов, которому сегодня исполняется 50 лет, это доказал.
Хотя, конечно, поначалу с молодым артистом из-за совпадения фамилий происходило немало курьёзов. Иногда они приносили выгоду – от людей, которые благоволили к юноше, которого они считали внебрачным сыном Андрея Миронова. Порой это становилось причиной проблем или поводом для розыгрышей – от старших коллег.
Иногда Евгению даже говорили: да смени ты фамилию – на мамину, например. Вечно же будут путать, подозревать, сравнивать – и
едва ли в твою пользу. Но у мамы девичья фамилия – Доронина. И зачем тогда менять? Чтобы говорили, что он – внебрачный сын знаменитой Татьяны Дорониной?
Кстати, сравнивать и путать перестали очень быстро. Двух тёзок начали воспринимать как отдельные величины.
Что же до родителей Евгения – то этот тандем других Миронова и Дорониной (Виталия и Тамары) тоже был творческим: песни, танцы, самодеятельность, посещение театров – всё, что могло быть в жизни рядового советского человека, у них было сполна. Отец, обожавший балет, решил, что дочь (младшая сестра Евгения) должна стать балериной, а мама, когда-то стремившаяся на театральную сцену, с радостью поддержала сына-подростка, когда тот уже в 14 лет решительно выбрал свой путь. И эти любящие родители не ограничились согласием или моральной поддержкой. Они продали всё, чтобы дать детям возможность учиться в столицах, а потом долго мыкались вместе с ними по крохотным съёмным углам. Но, удивительное дело, и эти мытарства были радостными, наполненными любовью и взаимной заботой.
Часто людям кажется, что Евгений Миронов в своём роде аутист или такого рода интроверт, который общества не боится, не чуждается, но всё равно обращён, прежде всего, внутрь себя. Кажется, что он склонен к созерцательности, возможно, даже к медитации. Но нет. А если это и медитация, то медитация в движении. Известно, что, как только Миронов из сонной провинции попал в вечно пульсирующую Москву, он начал перенимать её ритм, и теперь уже о той гонке, в которой он живёт, ходят легенды.
Однако многие главные процессы всё же идут внутри него. Это – обдумывание и принятие решений, в том числе, административных, и та кропотливая работа, что знакома всем актёрам, горячим приверженцам системы Станиславского.
Погружение Миронова в роль может показаться чрезмерным, особенно тем коллегам, которые не растрачиваются, умеют играть технично, не пропуская персонажа через себя. А он так не может. И не хочет. От него то и дело слышат: нет, это слишком просто, мне нужно найти в нём что-то ещё!.. И это Миронов про таких персонажей как князь Мышкин, Глеб Нержин, Порфирий Головлёв.
Глубокий анализ, «вползание в шкуру» героя, а то и почти полное растворение в образе… Потому он и отказался однажды от роли Чикатило. Ведь одно дело, после долгой работы над ролью, с полгода ходить немного князем Мышкиным, а другое маньяком.
От роли Иешуа Миронов в своё время тоже отказался, но по другой причине. Если коротко, то он считает, что играть должен либо малоизвестный человек, который не ассоциируется с предыдущими работами, либо тот актёр, кто решит сделать эту роль последней в своей карьере.
«Иисус Христос – не самая сложная роль, с профессиональной точки зрения. Гамлета, например, сыграть сложнее – там больше страстей, больше метаний. В образе Христа есть всё-таки некоторая упорядоченность. Но если бы я снимал фильм о жизни Иисуса, мне было бы интереснее всего найти в этом образе сомнения, очень сильные сомнения…»
«Я никогда не мечтал сыграть Гамлета, хотя это же принято считать такой вершиной актёрской, к которой положено тянуться. Не мечтал, но уже дважды сыграл. И понял, что именно Гамлет из всех персонажей мне ближе всего…»
«Вручают мне очередную какую-то замечательную премию, а после фотографируют, берут интервью… И вот в эти моменты я ощущаю какую-то свою значимость и значительность. Потому, что вес приза в руках и концентрированное внимание СМИ настраивают на это. Но следом у меня съёмки или репетиция, а это – надёжное лекарство: тут же чувствую, что я – никто и звать меня никак, и я абсолютно ничего не умею, по крайней мере, у меня слишком многое не получается…»
«Мама воспитывала нас строго, ни о какой особой свободе и речи не шло. Но я очень благодарен родителям за то, что семья и родные люди для меня святое, они – это я сам. Мне кажется, быть отдельно очень тяжело и плохо. Хотя надо бы чётко понимать: задача родителя – провести, показать, помочь и всё. Ребенок – не твоё личное. За гиперопеку родителей дети расплачиваются инфантильностью. И я такой был, когда приехал в Москву – инфантильный, наивный, неприспособленный!.. Но, знаете, может, благодаря этому я и сыграл Мышкина: раскопал и вытащил из себя эту детскость…»
«Упустили в прошлом зрителя, стали в угоду ему работать, а не воспитывать. Вот мы и решили Новую сцену в Театре Наций отдать под лабораторию, под школу для воспитания зрителя. Хотим проводить встречи с создателями спектаклей, дни культуры, мастер-классы…»
«Должности худрука я не ждал. Хотя, разумеется, меня никто не заставлял — мне самому стало интересно попробовать себя в качестве руководителя. Но вскоре каждое утро стало начинаться с мысли: «Зачем тебе это всё нужно? Это так сложно». Впервые почувствовал себя слабаком. Но сказал себе: «Умру, но не сдамся!..»
«Наверное, я взял на себя театр из-за пока нереализованного отцовского инстинкта – мне захотелось о ком-то заботиться. И мы же не просто подняли из руин театр, который был почти 20 лет забыт. Мы создали уникальную площадку, открытую для экспериментов и любых дебютантов…»
«Я очень долго жил в этаком прекрасном замкнутом мире. И вдруг стал понимать, что рядом есть люди – тоже, предположим, артисты, – которым очень плохо. Имею ли я право быть просто счастливым артистом? Нет, не имею. Потому, что я заработал себе имя и могу что-то предпринять, постараться помочь…»
«Раньше я знал только людей искусства. И это – прекрасные дети, по сравнению с чудовищами, которые называются чиновниками и которые – за редким исключением – вечно врут. А я не могу к этому привыкнуть, потому что всегда верил людям. Сначала очень мучился, но потом сказал себе: «Ты это делаешь не для себя». К счастью, даже в этом мире я нашёл сочувствующих людей…»
«У каждого из нас есть свой крест. Даже талант – это тоже крест. И он часто отбирается, если человек не соответствовал тому, что на него возложили. Знаете, там внутри какая-то образуется трещина, из которой незаметно начинает вытекать энергия. Червоточина – это соблазн, потакание соблазну, когда человеку кажется, что именно этот соблазн – настоящее, главное…»
«Иногда приходят мне письма. И я, читая их, недоумеваю: как же обо мне хорошо думают!.. Такие потрясающие слова пишут, настолько меня идеализируют, что я иногда невольно начинаю тянуться к этому идеалу. Думаю: наверное, я, и правда, такой – светлый-светлый!.. И борюсь тогда со своими демонами, как могу…»
«Я понимаю, что какие-то вещи проходят мимо. Но пока чувствую, что могу работать, остановиться – выше моих сил. Меня пугает, когда человека в жизни всё устраивает. Для меня недовольство собой и происходящим – это двигатель…»
«Моя суть – счастливый артист. Но может ли счастливый артист быть при этом счастливым человеком? Сомневаюсь. Слишком много жертв требует эта профессия. За актёрское счастье приходится платить…»
«С одной стороны, бешеный ритм – это по мне, но с другой – за количеством дел и информации я боюсь не расслышать свой камертон – сердце…»
П. С. В традиционной подборке на этот раз: «Ревизор», «Любовь», «На Верхней Масловке», «Идиот», «Калигула», «Рассказы Шукшина», «Господа Головлёвы» и «Превращение».
Аноним
| #
А ведь ещё недавно никто не верил, что театры из руин поднимутся. К счастью, есть такие люди, как Миронов и Туминас, они творят чудеса.
Reply